– Я за автокомбинат сейчас играю. Команда у нас...
– Как называется? «Тормоз»?
– Нет, «Антифриз». Это мы ее так называем. Слабая команда. Но я неплохо играю...
– Молодец. Рад за тебя...
Глебу не терпелось поскорее отвязаться от Живчика. Народу в диско-баре много. Сейчас кто-нибудь обязательно займет свободные места за столиком Оксанки.
– Я это, хотел, чтобы ты меня посмотрел...
– Посмотрю, – кивнул Глеб.
– Может, меня в «Штурм» возьмут?
– Элементарно. Головатый сейчас хуже гестапо. Настоящий террор устроил. Всех, кто недоволен его политикой, будет гнать поганой метлой. Это его установка. А это значит, что скоро будет полно вакантных мест. Можешь дерзать...
Если команду покинут старые опытные игроки, ничего хорошего из этого не выйдет. Но Головатый настроен на кардинальные меры. И без сожаления будет расставаться со всеми, кто не согласен с его фашистской методикой тренировки... Впрочем, Глебу сейчас не до футбола. Нет больше сил держать на привязи боевого коня.
– Ну все, я пошел...
Он снова поднялся из-за стола. И снова Живчик его удержал. Снова смятение на лице.
– Это, ты, наверное, не знаешь...
– Что еще?
– Да это, Демьяна посадили. Он сейчас на зоне. Где-то через год откинется...
– А через четыре не хочешь? – усмехнулся Глеб.
– Да ну, его на два года осудили. А он уже год, считай, отсидел...
– Да? Может быть...
Глеб не стал вдаваться в подробности, известные только ему. Нет ничего зазорного в том, что ты мент. И в том, что ты усмирял зэковские бунты. Но попробуй объяснить это тем, кто косит под крутых. Живчик один из них и может не понять Глеба.
За участие в бунте Демьяну набросили лишних три года. И то, можно считать, легко отделался... Зато тяжело обделался.
Глеб хорошо помнил тот знаменательный момент. Он по одну сторону баррикад, Демьян по другую. Он запросто мог убить этого ублюдка. И ему бы ничего за это не было... Только не поднялась рука. Даже на такого нелюдя, как Демьян... Жаль, не было у того оружия – хотя бы какой-нибудь захудалой заточки. Тогда бы Глеб уничтожил этого выродка без всякого сожаления. Но Демьян был безоружен.
Через четыре года этот мокрушник выйдет на свободу. И снова возьмется за старое. И снова откроет охоту на Глеба... Зря он тогда его не пристрелил...
Но не надо о плохом, когда вокруг столько хорошего. Оксанка, например. Она хоть и не смотрит в его сторону. Но явно чего-то хочет...
Глеб поднялся со своего места.
– Подожди! – попытался остановить его Живчик.
– Подожду, – кивнул Глеб. – Только не здесь. А за этим вот столиком...
Он решительно подошел к Оксане.
– Привет! – развязно поздоровался.
– Где? – с пренебрежительной насмешкой спросила ее подружка Людка.
Сама Оксанка промолчала. Даже головой не кивнула в знак приветствия. С безразличным видом она смотрела куда-то мимо Глеба.
– Что где?
– Привет где?
– А-а, привет... Привет при мне...
– Покажи! – с кривой ухмылкой потребовала Людка.
Сама на пошлость нарывается.
– Я бы показал, – кивнул Глеб. – Да штаны снимать неохота... Но если ты поможешь...
Только не надо о нем так плохо думать. Это не он говорит. Это все пошляк поручик Ржевский.
Людка оторопела от такой наглости. Но Глеб на нее уже и не смотрит. Его больше волнует Оксанка.
– Оксан, дать бы тебе веслом по одному месту!
Снова поручик Ржевский отличился.
– Чего? – вытаращилась на него Оксанка.
– Веслом да по одному месту, – на бравурной ноте повторил старший сержант Ржевский... То бишь поручик Глеб Орлов...
– Зачем?
– А для поддержания разговора... Ты что, Оксанка, старых друзей не признаешь?
– А-а, это ты!
Все-таки вытащил он ее из раковины. Не зря, значит, старался поручик Ржевский.
– Я. Собственной персоной... Можно присесть?
Он сначала присел и только после этого спросил. Опять же для поддержания разговора.
– Оксан, а тебя не узнать. Говорят, ты первое место на конкурсе красоты заняла.
– Кто говорит?
Она все еще пыталась хранить внешнее безразличие. Но это у нее плохо получалось. Она нутром заглотила порцию лести, и губы уже растягиваются в улыбке.
– Да говорят... Да я и сам это вижу. Как увидел тебя, так сразу и понял, что ты у нас королева красоты.
– Правда?
И туман из глаз исчез. Огоньки в них пляшут. Пока еще холодные, но с каждой секундой становятся все жарче.
– О, Олежек идет! – обрадовалась Людка.
И как-то странно посмотрела на Глеба.
К столику подошли два крепко накачанных парня в длиннополых куртках из очень дорогой кожи. Вообще-то, верхнюю одежду полагалось снимать. Но не для этих молодцев писались законы.
В глазах мертвенная пустота, короткие стрижки, тяжелые челюсти, желваки где-то аж на загривках пузырятся. Мощные борцовские шеи украшали тяжелые золотые цепи.
– Привет, чувихи!
Да, эти парни, похоже, совсем недавно институт культуры закончили. Ну, очень культурные у них разговоры. Заслушаешься.
– Олежек! Ты прелесть! – растаяла Людка.
Она поднялась со своего места. Потянулась к парню, поцеловала его в щеку. Ответного поцелуя не дождалась. Но это, похоже, нисколько ее не смутило. Улыбнулась и соплей сползла на место.
– А ты чего сидишь? – спросил парень у Оксанки.
– О! Олежек! – вымученно обрадовалась та.
Тоже поднялась, тоже поцеловала его в щеку.
И тоже осталась без ответного поцелуя. Но на место не вернулась. Крутован Олег обнял ее за талию, затем опустил руку ниже, положил ее на ягодицу. Оксана не возражала.
– А это что за хмырь? – глядя на Глеба, спросил Олег.
– Да это... А хрен его знает, кто это? – хихикнула Людка.
– Это Глеб, – пояснила Оксана. – Мой старый знакомый...
– Да? Ну тогда пусть валит отсюда...
Глеб даже не шелохнулся.
– Эй, ты чо, не понял? – спросил крутован.
– А что я должен понять?
– Тебе же сказали, вали!
– Ты это не мне сказал. Ты девчонкам это сказал.
