– А потому... Ты прямо скажи, откуда ты взялся?
– Скажи честно, – подхватил Петр. – Ты беглый?
– Что?!
Егор мгновенно сделал расчет. Глеба можно достать рукой. Петра вырубить ногой. Но вырубать никого не пришлось. Потому что разговор принял выгодный для него оборот.
– Да ты не кипишуй!.. Мы ж не мусора. Мы ведь с Петром тоже баланду хлебали. Я за «гоп-стоп», он за хулиганку...
– Терпеть ненавижу мусоров... – аж побагровел от злости Петр. – Я никого пальцем не тронул. Просто сынка местного шишкаря на хрен послал. А меня на три года в «парилку»...
– Мужики, вы меня не за того принимаете.
– Да ладно, не трави тюльку. Короче, если есть желание, можем тебя с собой взять.
– Куда с собой?
– Самолет через пять... – Глеб пьяно глянул на часы. – Нет, уже четыре часа осталось... Короче, Микола никуда не летит. Его попросили остаться на вторую и третью смену подряд. Он пахарь – то, что надо. И бабки ему позарез нужны. Кстати, в конвойных частях когда-то служил. Ну так вот, он остается. Но место на борту за ним забронировано. Мы у него паспорт возьмем, ты по нему и полетишь. До самого Воронежа.
Егор не мог поверить в удачу. Авиарейс колония – Воронеж с пересадкой в рабочем поселке. Ну разве это не высшее провидение?
– Скоро вылетаем, – кивнул Петр. – А пока давай покемарим децл...
– Ага! – зевнул Глеб. – Утро вечера мудреней...
А вот такой расклад Егора вовсе не устраивал. Нефтяники сейчас проспятся, протрезвеют. Поймут, что маху спьяну дали. И хрен они его тогда возьмут с собой.
– А может, тяпнем по чуть-чуть? – предложил Егор.
К счастью, в ящике оставалось еще несколько бутылок.
– По чуть-чуть можно, – кивнул Петр.
Они выпили по сто грамм.
– Да ну его, спать, – махнул рукой Егор. – За жизнь давайте поговорим...
– Можно и за жизнь, – согласился Глеб.
Они пили и трепались до самого утра. Пока за ними не приехал автобус. Глеб забрал у спящего Миколы паспорт, нацарапал ему записку, что лично вернет его через месяц. Был бы трезвым – сто раз подумал бы, прежде чем такое сотворить. Но пьяному ведь море по колено.
Миколу оставили в вагончике. А Глеб и Петр вместе с Егором погрузились в автобус. Там уже были люди. Но все с большого бодуна, всё вокруг заполнил густой сивушный запах.
Автобус отвез подгулявших вахтовиков на аэродром. Там их ждал допотопный пассажирский «Ил-18». Егору даже страшно стало. Если эта рухлядь вдруг взлетит, то вряд ли доберется до места назначения. Но куда страшней было оставаться на земле, где на каждом шагу опасность.
В лагере уже наверняка подняли тревогу. Егора ищут. И, возможно, уже перекрыли все дороги, выслали наряды на ближайшую железнодорожную станцию, в гражданский аэропорт.
Но это аэродром, так сказать, местного значения. Но все же и сюда может прийти ориентировка на него и требование усилить контроль. Или даже представитель компетентных органов прибудет.
Только страхи его оказались напрасными. Его погрузили на борт вместе со всеми остальными. Даже паспорт не спросили.
Трезветь нефтяники не собирались. Видно, боязно им было лететь на столь древнем вахтовом самолете. А водка – самое лучшее средство заглушить страх.
Самолет загудел, задребезжал. Стронулся с места. Начал выруливать на взлетную полосу. Егор глянул в иллюминатор. И вдруг увидел, как к ним на полной скорости мчится армейский «уазик».
«Ну все, приехали! – мелькнуло у него в голове. – Сейчас самолет остановят, проверят всех пассажиров. И тогда – прощай свобода».
Но «восемнадцатый» «Ил» и не думал сбавлять обороты. Он преспокойно выбрался на взлетную полосу и начал брать разгон.
А Егор продолжал смотреть в иллюминатор. И даже увидел, как из остановившегося «уазика» вышел человек в теплой камуфлированной куртке, посмотрел вслед уходящему самолету. И с досадой махнул рукой. Но тут же как будто успокоился. Вроде как утешил себя тем, что вряд ли беглец мог оказаться на этом борту...
Егор с трудом удержался, чтобы не показать ему фигу.
Самолет разогнался, с натугой оторвался от земли. И с еще большей натугой набрал высоту. Егор ожидал, что вот-вот он развалится на части. Но нет, «пенсионер» «ильюшин» упорно продолжал нести дальше и себя и пассажиров...
Глава третья
1
– Как это «ну и что»? У меня будет ребенок, а он говорит: ну и что?
Анюта готова была расплакаться. Только Юра, казалось, не замечал этого. Он был спокоен, как медведь в спячке.
– А разве дети – это плохо? – сухо спросил он.
И холодно посмотрел на нее.
– Дети – это хорошо. Если есть отец...
– А ты что, не знаешь, от кого залетела?
– Ты, наверное, шутишь... От тебя у меня будет ребенок, от тебя. И ты это прекрасно знаешь. Как и то, что я ни с кем, кроме тебя, не спала.
– Откуда я знаю... – зло усмехнулся он. – Может, тебя всем селом пробовали.
Анюта была возмущена до глубины души. Ее оскорбили. И она знала, как поступать в таких случаях.
– Негодяй! – подражая героине мексиканского телесериала, гневно воскликнула она.
И размахнулась, чтобы закатить Юре пощечину. Но тот перехватил ее руку, сжал в тисках своей ладони.
– В общем, так, девочка: ты на меня отцовство не списывай, – зашипел он. – Я здесь ни при чем. Выкручивайся сама, как можешь. Жениться я на тебе не обязан. Хотя бы потому, что в городе у меня невеста. И вообще, я завтра уезжаю. Один, без тебя. Чао, крошка!..
Он резко отпустил ее руку. Гадко усмехнулся. И повернулся к ней спиной.
– Подлец! – бросила ему вслед Анюта.
Но Юра как будто и не услышал этого...
Анюта бросилась опрометью прочь из его дома. Ни ногой сюда больше...
Они познакомились осенью прошлого года. В их селе он с лета. После института по распределению в совхоз попал агрономом. Не какой-то там тракторист или даже шофер. Интеллигент. Из города. Воспитанный, начитанный. Первый парень на деревне.
Анюта же считалась первой красавицей в их поселке. Круглолицая, румяная. Глаза у нее красивые, как у Елены Прекрасной с картины Васнецова. И коса до пояса. Красна девица. Полногрудая, крутобедрая. Не то что фотомодели там всякие. Она – кровь с молоком, а они – воблы сушеные.
Именно так говорил Юра в первый день их знакомства. На дискотеке они познакомились. Он ее домой провожал. Да все пытался к себе домой затащить. Но Анюта честных правил. Знала она, чем эти посиделки с глазу на глаз заканчиваются.