– Я думала об этом, – заулыбалась Жанна.
– Думать мало. Одними мечтами ничего не добьешься. Дела делать надо, тогда все будет. Дела делать… Со Спартаком у тебя будущего нет. Он на тебе не женится. А если вдруг и женится, то его скоро убьют где-нибудь на разборке, а все его деньги отойдут в общак. Братва заберет. А тебе пинка под зад… Короче, будущее у тебя есть только со мной. И за это будущее нужно бороться… Если еще короче, то ты должна убить Спартака.
– Не, я не могу!
– Почему?
– Я боюсь… И стрелять не умею.
– Стрелять буду я… Мы же теперь, считай, муж и жена. А муж и жена – одна сатана. Ты всего лишь усыпишь Спартака. Он вернется из больницы, ты нальешь ему бокал вина, добавишь туда снотворное. А когда он уснет, к вам в гости приду я. С пистолетом… Ты всего лишь усыпишь Спартака. Но ты должна понимать, что станешь соучастником убийства. Ты должна понимать, на что идешь…
– Я боюсь.
– А ты не должна бояться. Ты должна понимать, что нам нужно переступить через труп Спартака, чтобы идти в светлое будущее…
– Только усыпить?
– Да, только усыпить.
Хазар показал ей склянку, на дне которой лежала одна-единственная таблетка. По большому счету, это действительно было снотворное; правда, после него в Спартака уже не надо будет стрелять. Это был токсиферин, отрава на основе змеиного яда. Спартак умрет очень быстро, а после вскрытия врачи подтвердят смерть от острой сердечной недостаточности. Непросто было достать такую таблетку, но Хазар справился с этой задачей. У него еще есть несколько таких штучек. Можно будет спровадить на тот свет и Жанну. Когда-нибудь. Если вдруг надоест…
– Все равно боюсь, – мотнула головой Жанна.
– Помни о нашем будущем.
– Мне нужны гарантии.
– Какие?
– Я понимаю, ты сделал мне предложение, но этого мало. Сейчас мы поедем в загс.
– Договорились.
– Подаем заявление, и нас расписывают. И не через месяц, а сразу.
– Но так нельзя!
– Можно. Если есть деньги. А они у тебя есть!
– Э-э… Ну, если ты настаиваешь…
Хазар отчаянно махнул рукой. Если Жанне нужны гарантии, он готов их предоставить.
В загсе их расписали в тот же день, это оказалось совсем не трудно. Но свадебные торжества Хазар обещал ей только после поминок по «невинно убиенному» Спартаку.
А вечером того же дня они уехали в Репчино. Оказалось, что Спартака уже выписали из больницы и уже сегодня Жанна могла стать его персональным «Сальери».
5
Станислав Павлович ощупал шишку на переносице, отек над правым глазом, уныло вздохнул. Но на Спартака посмотрел весело. И водка в стакан полилась бодро и раздольно.
– Да, парень, наломал ты дров… Ну ладно, мне в рейс еще не скоро. До этого времени заживет…
Облажался Спартак. Всей головой нужно было думать, а не отдельными ее частями. Тогда бы он вспомнил, что из рейса вернулся отец Юли. Мужик он, может, и не молодой, далеко за сорок ему, но сохранился хорошо, выглядит моложаво, спортивного сложения. Поэтому Спартак и принял его за любовника Юли.
Хорошо, что Юлин отец оказался русским мужиком и после недолгого, но жаркого разговора согласился выпить с ним на мировую. Его подружка уже ушла, Юли нет – и вот они сидят вдвоем на кухне, пьют водку, и оба уже порядком навеселе.
– А чего ты говоришь, что не до свадьбы тебе? – выпустив из легких табачный дым, спросил Спартак.
– Татьяна, конечно, хорошая женщина. Но я однолюб по жизни. Я свою бывшую люблю… Ушла моя бывшая, а все равно ее люблю… Ну, и других баб, конечно, тоже. Но жениться ни на ком не хочу. Да и обжечься боюсь. А ты, значит, Юльку приревновал…
– Да вот, нашло затмение.
– Если ревнуешь, значит… Ну, любишь ты ее или нет, вы уж тут сами разбирайтесь… Только обижать ее на надо. Меня ударил – ладно, мы с тобой мужики, разберемся. А Юлька у меня одна… И вообще, хорошая она девчонка. Только ты дурак!
– Это еще почему?
– Я ее тут два дня пытал. Лежала на диване, ревела. Что случилось, спрашиваю – молчит в подушку, хоть ты тресни. Но все-таки я ее разговорил… В парня она влюбилась. В идиота какого-то… Борьку своего так не любила… Да там и любить было не за что. Но дело не в том. Люблю, говорит, сил нет, а он меня обижает. Очень сильно, говорит, обижает. Ни за что! Не было у нее никого, кроме тебя…
– Дурака?
– Ну, а как тебя еще назвать, если ведешь себя как дурак?
– А не надо называть. Надо просто выпить.
Спартак потянулся к бутылке… А чего ему обижаться? Действительно, вел себя как идиот.
– Я не знаю, что тебе там про нее наговорили, но у Юльки только Борька был. И ты. Но Борьку она так не любила…
– А что мне наговорили?
– Я не знаю, тебе видней.
– Наговорили… Я сам кассету видел.
– Какую кассету?
– Ну, порно. В видике была. Юлька до меня ее смотрела…
– Юлька?! Порнокассету?! Как бы тебя назвать, чтобы не обидеть… Чтобы Юлька порно смотрела?.. Она с тобой порно смотрела? Только честно?
– Ну-у…
Было дело, крутил он с ней порнофильм, только Юлька на экран совсем не смотрела. И вообще, лежала бревном, пока шло действо. Зато потом, когда экран потух, оторвалась…
– Вот видишь, не было ничего… – с облегчением вздохнул ее отец. – Может, соседка кассету оставила?
– Какая соседка?
– Жанна ее зовут. В соседней квартире живет. Она баба молодая, красивая, к ней часто всякие приезжают. Приедут, а деться некуда. Вот она у Юльки ключ и берет. А у меня, каюсь, целая фильмотека с немками и прочими шведками. Жанна – баба бедовая…
– Вы откуда знаете, что бедовая? Что, свечку держали? – нахмурился Спартак.
– Ну, что-то в этом роде… Она тут как-то зашла, – маслено улыбнулся Станислав Павлович. – Ну, еще до последнего рейса. Юльку спросила, а ее нет. Посмотрела на меня с аппетитом; я подожду, говорит. Ну, мы подождали. Юлька пришла, а мы в постели…
– Что, сама тебя совратила? – со злости Спартак опять перешел на «ты».
– Ну, не скажу, что сама все начала. Мне тоже пришлось постараться. Но и она не упрямилась, скажу тебе…
– Значит, с дочкой разговаривал?
– Да.
– Обо мне?
– Ну да.
– И не знаешь, с кем я живу?
– Знаю. С какой-то бабой живешь…
– Юля не сказала, с кем конкретно?
– Нет, не говорила. А что?
Станислав Павлович смотрел на него непонимающе, без фальши, присущей завравшемуся человеку. Похоже, он действительно не знал, с кем живет Спартак. Да и не стал бы он рассказывать о своих подвигах, если бы знал. Не самое это большое счастье – промеж глаз получить, тем более повторно.
