Он вдруг откинул ручку, явственно представив себя мёртвым.
За стеной нудил голос переводчика, напоминая метроном, отсчитывающий срок жизни: телевизор включили, чтобы заглушить звук выстрела… Полковник огляделся. В кабинете был обыск, но какой-то беглый, поверхностный. Возможно, Арчеладзе помешал своим приходом или этих искусных палачей не очень-то интересовала личная жизнь жертвы. Они знали о полковнике всё…
Взгляд его зацепился за дверцу шкафа в мебельной стенке, куда был вмонтирован сейф. Поражаясь своей расчётливости, он достал ключи, глядя на входную дверь, спокойно открыл шкаф и потянул сначала карабин. Однако рука помимо воли отставила его и легла на ложе арбалета. Всё это он делал не глядя, на ощупь — внимание было приковано к двери…
Механизм натяжения тетивы работал от небольшого усилия левой руки, а правая тем временем уже вкладывала короткую пластмассовую стрелу со стальным сверкающим наконечником.
Ничего они не знали о жизни полковника! Как, впрочем, он и сам ничего не знал о ней, Бог весть почему купив однажды этот арбалет. Дорогая игрушка была совершенно не нужна ему и стояла несколько лет невостребованной. Помнится, от неё загорелись глаза у Воробьёва, и ведь почему-то не отдал тогда, хотя намеревался…
Нелогичность его жизни теперь спасала саму жизнь.
Направив арбалет на дверь и не вставая с кресла, он взял пистолет, приставил ствол к мягкому подлокотнику и выстрелил. Затем ударом сшиб настольную лампу и затаился в темноте.
Через несколько секунд дверь отворилась, и в светлом проёме показалась чёрная фигура кого-то из палачей. Он сделал несколько шагов вперёд — полковник надавил спуск.
Поющий звук тетивы напоминал звон гитарной струны. Вошедший упал на живот, руки заскребли по паркету. Арчеладзе спокойно перезарядил арбалет, не меняя положения, — за стеной орал телевизор. В дверном проёме показался ещё один — чёрные маски-чулки, натянутые на голову, делали их совершенно неотличимыми друг от друга. Полковник дал ему возможность переступить порог и выстрелил. Палач упал на колени, скрючился и замер, прислонившись боком к шкафу. В тот же миг телевизор смолк. Полковник вскочил с кресла и с арбалетом наперевес пошёл к двери, умышленно стуча ботинками.
Третий убийца выходил из зала. Он снял маску — скрываться уже не было нужды. Стрела толкнула его назад, в зал. Полковник встал в дверях: перед ним лежал «хирург»…
Потом он содрал маски с «ассистентов», обыскал одежду, но ничего, кроме двух пистолетов, пакета с новыми гитарными струнами, не нашёл. Отправляясь на своё дело, они не брали с собой документов.
Все трое были совершенно незнакомы, а полковник надеялся, что увидит кого-нибудь из тех, кто вербовал майора Индукаева. Короткие и однообразные причёски выдавали их принадлежность к какой-то военной либо военизированной организации, где существовала дисциплина и иерархия. Об этом же говорили три одинаковых кожаных плаща, по-хозяйски повешенных в передней, хотя остальная одежда была пёстрой.
Арчеладзе выгреб содержимое тайника, устроенного между двойными входными дверями, уложил в хозяйственную сумку, бросил туда же немногочисленные трофеи. Арбалет спрятал в чехол вместе с запасом стрел, запер квартиру на ключ и спустился вниз. «Волга» стояла у подъезда, поэтому можно было незаметно положить вещи — омоновцы дежурили у ворот.
Выезжая со двора, он вдруг подумал, что этих легионеров смерти кто-то привёз к дому и, возможно, теперь их машина находится где-то поблизости. Не исключено, что там есть водитель, наблюдавший за воротами, ездить без документов по Москве, особенно в ночное время, — неоправданный для них риск. Значит, должен быть четвёртый с водительским удостоверением. Полковник отъехал за дом и остановился. Улица в обе стороны была пуста, у обочин ни одной машины.
Он набрал телефон дежурного помощника, поглядывая в зеркало заднего обзора.
— Слушаю, — сонным голосом отозвался дежурный.
— С Капитолиной ты разговаривал сам? — спросил Арчеладзе.
— Так точно!
— Ты узнал её голос?
На том конце возникла заминка, видимо помощник пытался сообразить, куда клонит начальник.
— Нет, — с трудом признался он. — Она сама сказала… Назвалась. Я с ней никогда не говорил по телефону, товарищ генерал, не успел ещё…
— Понятно! — бросил он и удержался, чтобы не назвать его идиотом.
По-идиотски поступил он сам, когда сломя голову помчался домой и не задал этих вопросов дежурному сразу.
Легионеры Интернационала знали, что Капитолина — заложница «папы», и точно просчитали, как можно заманить Арчеладзе домой.
— А что случилось, товарищ генерал? — осторожно поинтересовался дежурный.
— Да ничего, — спокойно проронил полковник и заметил, как позади машины, наискосок пересекает улицу какой-то человек в дутой пуховой куртке. — Будут спрашивать: я — дома, велел не будить.
— Есть! — хмыкнул отчего-то помощник.
Полковник положил трубку, откинул спинку сиденья и перебрался назад. Человек направлялся к машине, руки держал в карманах и шёл как-то неуверенно, будто раздумывал, подходить или нет. Полковник сидел пригнувшись, с пистолетом наготове. Бросок из машины при его росте сделать было невозможно — обязательно застрянешь в дверцах. Если это четвёртый из легиона, то надо заманить в машину.
Свет от фонаря бил в лобовое стекло, освещал передние спинки сидений, но заднее оставалось в тени. Человек прошёл мимо машины метрах в трёх — смотрел на просвет, есть ли кто в кабине, и когда оказался под фонарём, полковник мгновенно узнал его. Физиономию старшины с поста ГАИ он запомнил на всю жизнь… Только сейчас вместо цинизма была боязливая насторожённость.
Он был четвёртым, однако неполноправным и, видимо, исполнял обязанности извозчика. То, как он подходил к машине, выказывало его непрофессионализм. Старшина годился лишь для операции, где надо было унизить, растоптать, надругаться над человеком. Ему не полагался кожаный плащ…
Внутри самого Интернационала тоже были плебеи, недостойные стрелы, как он, Арчеладзе, — гитарной струны.
Старшина не решился подойти к машине, наверное не имел таких инструкций, однако появление «Волги» на улице его смутило. Он перешёл на противоположную сторону и стал в тень дома, вероятно, поджидал своих хозяев. Полковник осторожно опустил стекло дверцы на толщину пистолетного ствола, хладнокровно прицелился и надавил спуск. Хлопок выстрела приглушил салон машины, остро запахло порохом. Плебей опрокинулся навзничь, и из разодранной пулей куртки вылетел сноп белого пуха.
Арчеладзе пересел за руль, запустил двигатель и, не включая света, помчался по пустынной улице. Выехав на Садовое кольцо, он выставил на крышу машины синего «попугая» и полетел по осевой линии.
На тренировочной базе у ворот дежурила охрана из внутренних войск — солдаты срочной службы, недокормленные в юности и теперь худосочные, с длинными, торчащими шеями. Они умели лишь становиться «во фрунт» да исправно козырять начальству. За забором бывшего пионерского лагеря, кроме отдельно выгороженной базы, находилась ещё и сержантская полковая школа подразделения внутренних войск. Эти юнцы иногда, как дети, висели на изгороди и мечтательно таращились на бойцов группы Кутасова, когда те тренировались в специальном учебном городке. И всё-таки это была самая надёжная охрана, поскольку даже высшее руководство внутренних войск не ведало, кого охраняет и чья это тренировочная база.
