Некоторое время они ехали молча, в темноте, однако машина ни разу не зацепила пень на обочине, не громыхнул камень под днищем. Что могла видеть Августа, если Русинов, обладая великолепным зрением, ощущал желание вытянуть вперёд руки, чтобы не удариться о сосну или глыбу, внезапно встающие на дороге?
— Может быть, включить свет? — нерешительно спросил он. — Вроде бы всё спокойно…
— С любой горы нас заметят очень далеко, — посожалела Августа. — Боюсь, меня засекли, когда ехала туда. Не хочу неприятностей, а мне нужно привезти Мамонта. Настоящего, живого Мамонта. — Показалось, она улыбнулась в темноте. Не беспокойтесь, я ночью вижу как кошка.
Ещё через десять минут горы погрузились в непроглядный, осенний мрак. Дорога же становилась лучше, и Августа лишь прибавляла скорости. Где-то впереди, внизу, замелькали огоньки Ныроба, и у Русинова отлегло от сердца: опасаться было некого. Но вдруг она выключила двигатель и плавно затормозила, съехав на покатую обочину.
— Впереди две машины. Стоят с потушенными фарами. Мне не нравится.
Сколько бы ни вглядывался Русинов в темноту, ничего, кроме белёсого пятна гравийки за капотом, не увидел. Августа что-то подала ему.
— Возьмите… До них триста метров. Попробуйте сосчитать людей.
Он нащупал в темноте предмет и понял, что это водительский прибор ночного видения армейского образца. Неизвестно, кем она была на самом деле, но профессиональный разведчик — несомненно. Русинов приник к наглазникам и натянул на голову резиновый ремень. Тьма сразу раскрасилась зеленью, чётко обрисовались деревья, камни, дорожная лента, уходящая вниз, и два ярких салатных автомобиля на обочинах друг против друга: горячие двигатели источали тепло…
Между ними двигался человек.
— Вижу одного, ходит как часовой.
— Остальные в машинах, — предположила Августа и тихо рассмеялась: — Ищут Мамонта! А Мамонт сидит в моей машине.
Ему было неловко спрашивать женщину, что они будут делать, хотя он имел на это право, ибо приказали выполнять её волю. В голове сидело лишь две мысли — прорваться с боем либо вернуться назад, на пасеку: Ольга наверняка пришла, может быть, в таком же шёлковом платке, стягивающем «стрижку».
— Тебя нет в машине, — вдруг сказала Августа, обращаясь на «ты». — Мамонт бродит где-то в горах. Я еду одна.
— Мне выйти? — спросил Русинов.
— Нет, — жёстко проговорила она. — Сиди спокойно, расслабь руки… Тебя нет здесь. Ты в горах… Нет! Ты сейчас с Валькирией. Думай о ней! Думай только о ней! Она же прекрасна, правда? Ты берёшь её волосы и расчёсываешь гребнем… Думай! Закрой глаза. Опасности нет! Потому что ты рядом с Валькирией. Пожалуйста, Мамонт, думай и не прерви думы своей, пока я не скажу тебе. Тебя здесь нет… Они слепые, и я отведу им глаза.
Русинов откинул голову на высокую спинку, разжал кисти рук, скованные на автомате. Возрождать образ Валькирии не было нужды: он всё время стоял перед взором и притягивал мысли. Ему почудилось, будто пальцы снова скованы золотым гребнем и между ними мягко струятся невесомые пряди. Реальность воспринималась как фон, как некая бегущая мимо картина чужого бытия, с которой не было никакой связи. Ему стало безразлично, что взревел мотор, включился яркий свет и машина понеслась вперёд. Это его не касалось и не волновало, потому что никто не мог нарушить их уединения и высшего ощущения близости. Где-то в другом мире перед капотом очутился рослый инспектор ГАИ в бронежилете, каске и с автоматом у живота. За его спиной маячили ещё какие-то неясные фигуры. Послышалась шведская речь, затем английская: кто-то задавал вопросы, кто-то отвечал, потом салон осветили фонарями, но свет их не мог достать той выси, в которой они, оторвавшись от земли, парили сейчас только вдвоём. За тридевять земель, внизу, хлопнула крышка багажника, в боковом стекле обозначилось улыбающееся лицо в тяжёлой каске до глаз, и машина вновь зашуршала колёсами по земной хляби. Он же с замирающим дыханием возносил руку над плывущими в воздухе волосами и проводил гребнем, насыщая их сверкающим горным светом.
— Довольно, довольно, Мамонт! — услышал он насмешливый голос, и лёгкий удар в солнечное сплетение мгновенно вернул на землю: руки оказались скованными стальным, тяжёлым автоматом.
Машина летела по асфальту с зажжёнными фарами, перед глазами роилась зелень приборов на панели.
— У вас неплохие способности, — похвалила Августа. — И подходящий возраст… Я знаю, вам хочется добывать соль в пещерах. Всякий, кто прикоснулся к «сокровищам Вар-Вар», будет вечно стремиться к ним… Но не спешите, Мамонт. Соль Вещей Книги горька в молодости. Вам бы научиться ходить по земле, чтобы нести эту соль на реки.
— Однажды Авега сказал мне: твой рок — добывать соль, — признался Русинов.
— О да! Рок всякого гоя — добывать соль, — согласилась Августа. — Золото добывают лишь изгои, и потому оно мёртвая часть сокровищ. Человек может жить без золота, но труднее ему без соли. Люди давно уже бредут в сумерках, без пути и цели… Я не знаю, что уготовил вам Стратиг, но послушайте моего совета: если к вам явится Атенон, просите его, чтобы отпустил на реку Ура.
Русинов подался вперёд и едва сдержался, чтобы не выплеснуть своего жгучего интереса. Путь экспедиции Пилицина начинался по знаменитому пути из Варяг в Греки, затем неизвестно почему резко повернул на север и далее продолжался по реке Ура, от истока до устья. И с реки Ура он морем отправился в устье Печоры, а затем на Урал. Много раз Русинов проходил этим путём, ползая по картам, но кроме созвучия однокоренных слов названий, ничего не находил. А на его карте «перекрёстков Путей» это пространство представляло собой белое пятно. Магнитная съёмка по реке Ура и прилегающей к ней территории либо не проводилась, либо была строго засекречена.
— Что же там, на этой реке? — справившись с эмоциями, спросил он.
— О, как забилось ваше сердце! — засмеялась Августа. — Вы — путник, а кто любит ходить по земле, тому и открываются дороги… В истоке реки Ура стоят три горы, три Тариги, три звёздные лодки. Взойдёшь на одну — откроются все пути на восток, взойдёшь на другую — видны пути на запад. А с третьей Тариги открываются страны полуденные. Между этих гор лежит озеро Ура. Если построить лодку, то можно земным путём доплыть в страну полунощную. Иди на все четыре стороны! О да! Вы счастливый человек, Мамонт! Избранный Валькирией! Все пути перед вами… Но мне неизвестно, чего хочет Стратиг.
Последнюю фразу она произнесла с беспокойством.
— Впервые слышу это имя, — чтобы не задавать вопросы, сказал Русинов.
— Ах, лучше бы вам не слышать! — доверительно проронила Августа. — Он бывает несправедлив, когда задаёт урок… Но не думайте о нём! Ему никогда не изменить вашей судьбы, пока стоит над вами обережный круг Валькирии.
Музей забытых вещей помещался в старом дворянском особняке на высоком берегу Волхова. Окружённый с трёх сторон могучим липовым парком, он был виден лишь с реки, да и то просматривались только лепной портик с белыми колоннами и зелёная крыша. Музейные залы занимали два нижних этажа; в третьем же располагалась администрация, реставрационный цех и квартира директора. Туристические автобусы останавливались на площадке перед массивными, литого чугуна, воротами, далее экскурсанты шли пешком через парк и попадали в здание чёрным ходом. Парадный, от реки, был намертво закрыт изнутри, высокие дубовые двери закрашены толстым слоем огненного сурика вместе с бронзовыми ручками и стёклами смотровых щелей.
