То, что генерал Тарасов мёртв, Арчеладзе не сомневался, ибо накануне получил известие, что в районе Красновишерска так же бесследно исчез вертолёт, зафрахтованный совместной фирмой «Валькирия». А вместе с ним находящийся на борту руководитель этой фирмы, бывший сотрудник Института Иван Сергеевич Афанасьев и три гражданина Швеции — соучредители «Валькирии». Человеку ещё было можно потеряться на уральских просторах, но если бы этот вертолёт был захвачен и угнан, то давно бы где-нибудь объявился, ибо за всяким летательным аппаратом наблюдала и диспетчерская, и военная служба ПВО. Ну, а если бы потерпел катастрофу в тайге — осталось бы хорошо заметное с воздуха выжженное пятно, обломки машины, поваленные и поломанные деревья. Однако спасатели совершили облёт огромной территории и ровным счётом ничего не нашли. Исчезновением вертолёта с иностранными пассажирами на борту заинтересовались в США и во многих европейских государствах. Отечественным спасателям можно было и не верить, но когда на розыски вылетела международная экспедиция и, не жалея денег, исследовала все предполагаемые курсы пропавшей «вертушки», район Красновишерска стал напоминать Арчеладзе бермудский треугольник. Он мало верил во всевозможные загадки природы, поскольку был практичным и деловым человеком, больше полагался на анализ и если слышал о таинственных явлениях, то попросту считал, что подготовлены они и проведены очень профессиональными людьми. А в существование каких-то сокровищ на Урале он не верил вообще и потому Институт кладоискателей относил к тем кормушкам, которые во множестве возникали в разлагающемся обществе. Однако возникновение «Валькирии» пробудило в нём серьёзные мысли и догадки, особенно когда выяснилось, что там служит генерал Тарасов. Этот не был романтиком и полоумным фантазёром, чтобы заниматься «арийскими сокровищами», и если пошёл в совместную фирму, значит, за реальным золотом. Реальное же золото — изъятый золотой запас СССР. Раскол, произошедший в «Валькирии», и отделение российской стороны в самостоятельную компанию под руководством генерала означало лишь то, что Тарасов «взял след» и из патриотических побуждений не хочет делиться с какими-то шведами. Поэтому исчезновение генерала со «слухачами» и вертолёта с новым руководителем фирмы и иностранцами — дело одной какой-то операции. Похоже, таким образом дала о себе знать некая третья сила, незримо присутствовавшая повсюду — от смерти Кручины и до смерти Птицелова.
Именно она, прекрасно организованная, глубоко законспирированная и вездесущая, больше всего притягивала внимание Арчеладзе. Но была неуловима, как разлитая на полу ртуть.
И хотя теперь Арчеладзе обнаружил новый, перспективный район поиска — Северный Урал, однако гибель Тарасова снова возвращала к исходному рубежу. Аналитическая группа плотно сидела теперь только на уральском материале, пытаясь сопоставить и логически выстроить все интересные факты. У «штурманов» от перегрузки новой, захватывающей информацией лезли глаза из орбит: соединив в одну цепь все исчезновения людей, в том числе разведчиков ГРУ, неожиданную и необъяснимую гибель туристов, сотрудников Института, служащих фирмы «Валькирия», они выдавали совершенно неприемлемые рекомендации, вплоть до объявления части Северного Урала чрезвычайной зоной. Смерть генерала Тарасова, конечно, поколебала хладнокровие Арчеладзе, но при этом он стоически выдержал сумасшедший напор аналитиков и из всех советов внял единственному — пожелал встретиться с человеком по фамилии Зямщиц. И то по причине личностной: когда-то Арчеладзе работал с его отцом. Его философское отношение к остальной загадочности региона диктовалось орлиным спокойствием: когда царь птиц парит в поднебесье, много чего видит на земле, но камнем падает, лишь увидев добычу. А пока по Уральским горам маячила лишь только её неясная тень. Аналитиков чуть ли не силой оттаскивали от Урала, как раззадорившихся собак от спутанного заячьего следа.
Встречу с Зямщицем ему организовали в царском парке Орехова-Борисова, среди развалин недостроенного Летнего дворца. Несчастного уже привели в чувство, продержав три недели в Химках — в клинике, где космонавты проходили реабилитацию после полётов. Взгляд был осмысленным, но заторможенным, изредка по лицу пробегали гримасы то ли страдания, то ли злорадства, срабатывала мышечная память, которую не так-то просто изжить за короткий срок, как, впрочем, и густой волосяной покров. Лицо, грудь и руки Зямщица были начисто выбриты и отливали негритянской синевой. На встречу он приехал в сопровождении медика, который понимающе остался сидеть в машине, но посоветовал далеко не отходить.
Арчеладзе с завистью посмотрел на своего шерстяного собеседника, огладил совершенно лысую голову и решил разрядить обстановку:
— До чего же несправедлива природа! Прошу вас, поделитесь со мной! Всю жизнь завидовал мужчинам, которые бреются по утрам.
Зямщиц ещё не понимал юмора и остался сосредоточенно-холодным. Арчеладзе грех было жаловаться на природу: когда-то и у него были буйные чёрные волосы, окладистая борода, однако после работы на чернобыльском аварийном реакторе потерял волосяной покров, за исключением бровей.
— Ну, хорошо, тогда поделитесь своим несчастьем, — засмеялся Арчеладзе. — Расскажите, что с вами произошло.
— Почему я всё время должен делиться? — капризно спросил Зямщиц.
— Вы испытали… необыкновенные приключения, — всё ещё веселился, мысленно подыскивая ключ к собеседнику, слегка смущённый полковник. — Пережить такой стресс… Как себя чувствуете?
— Плохо, — вдруг признался Зямщиц и поднял взгляд от земли. — Мне было хорошо… Я лежал на земле и смотрел в небо. Теперь смотрю в больничный потолок.
Арчеладзе избрал тон, соответствующий настроению собеседника.
— Да… Жить среди природы, бродить босым по траве, слушать птиц… Да.
— Нет, вы ничего не понимаете, — грустно вздохнул Зямщиц. — Лучше молчите о природе… Зачем я вам понадобился?
— Мне интересно узнать, что с вами случилось на Урале.
— Но вам я ничего не расскажу.
— Почему же?
— Потому что вы не умеете смотреть людям в глаза.
Арчеладзе демонстративно уставился в глаза собеседника.
— Вот, пожалуйста! Мне это совсем легко.
— Нет, — вымолвил Зямщиц с тоской. — Вы, как и все, глядите в переносицу. Я не вижу, я не чувствую ваших глаз. К тому же вы похожи на орла.
— В моих жилах течёт кровь горца, — без всякой гордости сказал Арчеладзе. Мужчина — это орёл!
— На орла приятно смотреть, когда он в небе, — мечтательно проговорил Зямщиц. — Но если он сидит на твоей груди… Он облезлый и старый, запах падали… На лапах грязь. Нет, не грязь, а кровь с шерстью… И дышит в лицо!
Арчеладзе оглянулся на машину, где сидел сопровождающий Зямщица медик, и стал постепенно заворачивать к нему. Собеседник был ещё болен, навязчивые картины будоражили разум, перегруженное впечатлениями сознание едва удерживало его в состоянии реальности.
— Забудьте об этом, — мягко посоветовал полковник. — Всё теперь в прошлом, а вы ещё совсем молодой человек… Чем собираетесь заняться после… отдыха?
