— Мне хотелось бы вернуться теперь к началу нашей беседы, — проговорил Майкл, когда дубовая дверь тихо затворилась за его женой. — Да, я стал у вас на пути. И простите, что пришлось прибегать к некоторым способам давления на личность. Мне нужно было испытать вас на предмет пассионарности. Наша встреча состоялась лишь потому, что вы достойно прошли эти испытания. Теперь о главном: почему вы считаете поиск золотого запаса делом бесперспективным?
Вишнёвый напиток, будто вино, слегка закружил голову…
Он взял себя в руки.
— Извините, мистер Прист… То, что вы спрашиваете, является государственной тайной. Я не могу перешагнуть через долг государственного чиновника.
— Прекрасно, это мне нравится, — проговорил он. — Тогда прошу вас, ответьте на такой вопрос: почему сегодня ночью, когда вы приехали на дачу к своему патрону, не вошли в дом?
Полковник будто снова укололся о розовый куст. Он не подозревал, что за ним ведётся наблюдение. Он даже не подумал об этом: поскольку всю дорогу шёл на большой скорости, под красный свет, всякая слежка исключалась. К тому же на территорию дачного городка было невозможно проникнуть незамеченным, на каждом шагу проверяли документы…
— Вы же ехали к нему для консультации перед нашей встречей, не так ли?
— Да, это так, — подтвердил полковник и почувствовал, как в душе что-то оборвалось. Он понял, почему задан этот вопрос. Майкл как бы ответил сейчас за него: государственную тайну составляют те три человека, одетые наподобие римских патрициев. Вопреки всякой здравой логике, единожды собравшись, они могли решить и судьбу золотого запаса, и организацию специального отдела по его поиску, и режим секретности.
Полковник служил этой троице лакмусовой бумажкой: если не вышел на след, если ничего не нашёл, значит, всё в порядке.
Его отдел будет существовать до тех пор, пока не потребуется «найти» исчезнувшее золото. Можно было заниматься чем угодно — партийной кассой Бормана, экспериментами с Зямщицем и парапсихологом, собирать опята, спать на сеновале…
— Нет, вы можете не отвечать, — заметил Майкл его затруднение. — Всё равно это вопрос больше риторический… В таком случае я хотел бы поделиться с вами одним из своих предположений по поводу утечки золота из России. Если хотите, получить вашу профессиональную оценку. Всё-таки вы занимаетесь этой проблемой два года.
Он взял со стола листок с машинописным текстом и протянул полковнику. Арчеладзе прочитал краткое изложение версии, озаглавленной одним словом «Интернационал».
— Что вы подразумеваете под этим словом? — спросил он.
— Перерождённый Коминтерн, корпорацию некоторых крупнейших транснациональных банков, которые в своё время вкладывали деньги в революции от свержения монархов до установления диктатуры пролетариата, — пояснил Майкл.
— Вы считаете, что он жив? — И опять полковник ощутил вспышку, некое озарение, вызванное ассоциацией со словом.
— Безусловно жив, — проговорил Майкл, — В ином образе, с новыми идеями, но со старыми замыслами мирового господства… Впрочем, одного представителя Интернационала вы знаете, он находится здесь в Москве.
— Я знаю? — изумился полковник. — Кто же это?
— Кристофер Фрич. Благодаря вам, Эдуард Никанорович, мне удалось найти с ним общий язык, — сообщил Майкл.
Полковник отказывался что-либо понимать.
— Почему благодаря мне?
— Ваши люди блестяще сработали в фирме «Валькирия», и я признателен вам за помощь.
Полковник неожиданно вспомнил парапсихолога, который уверял, что всякое его действие уже давно служит во благо «вишнёвому»…
— Прошу вас, господа, в зал! — весело объявила хозяйка дома, опять неслышно появившись за спиной. — Спиртные напитки и лёгкий ужин я подам к камину.
Полковнику сейчас не хватало только живого огня…
Если это было не голым расчётом, тончайшей психологической обработкой, то всё, что происходило в доме, следовало отнести к области гениальности. Или к провидению.
Дара поднесла Мамонту чашу с тёплой водой. Он вымыл руки и принялся разрывать обжаренное на огне мясо. Это была молодая парная свинина с хорошо зажаренной корочкой. Крупно нарезанный лук, тёртый хрен и чёрный «бородинский» хлеб стояли на столе в деревянных блюдах. Это была простая и вечная мужская пища, лишённая всякого изящества, но обладающая первозданным, естественным вкусом. И неотъемлемо вписывалась сюда простая русская водка.
Всё это называлось лёгкий ужин…
— Останься с нами, — попросил Мамонт, моя руки после разделки мяса. — Укрась наше общество.
— Простите, господа, — с достоинством проговорила она, — мне всё это нравится. Но для меня это слишком грубо — есть руками.
— Да, извини, дорогая. — Мамонт проводил её до порога и поцеловал руку. — Время — три часа ночи, тебе нужно отдохнуть.
— Но у нас в доме гость, — улыбнулась она и исчезла. Мамонт вернулся к камину и сел за стол.
— Приступим, Эдуард Никанорович? Вы, наверное, проголодались?
— Завидую вам, мистер Прист, — тихо проронил полковник, глядя в огонь. — Да, я завистливый человек. Я только мечтаю о том, чем вы обладаете давно и привычно.
Мамонту хотелось сказать, что всё имеющееся вокруг него и возле него, увы, ему не принадлежит. Даже «законная» жена… И что он сам уже давно не принадлежит себе.
— Я не ошибся в вас, — проговорил он. — Предмет зависти чаще всего движет человека к поступку, к достижению его. Это признак пассионарности духа. Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.
— Спасибо вам, Майкл, — неожиданно сказал полковник. — Теперь я знаю, о чём мечтать генералу.
— За это и выпьем! — предложил Мамонт. — Чтобы всегда было о чём мечтать.
Водка и простая пища не годились для разговоров о сложных вещах, и Мамонт не хотел продолжать беседы, начатой в кабинете. Приятнее было ощущать, что вот сидят они, два матёрых мужика, пьют, едят и говорят о таком же простом и вечном, как чёрный хлеб. Общая трапеза сближала людей лучше, чем общий интерес. Однако полковник бросил обглоданную кость в огонь и вымыл руки.
— Искать золотой запас — безнадёжное занятие, — определённо сказал он и, отвлекшись на минуту, покусав губу, добавил для себя: — Всё время не понимал, отчего дали полную свободу действий, но любые зарубежные командировки через Комиссара. Теперь понятно, почему через него. Мне просто перекрыли дорогу на Запад, чтобы я там не вздумал искать. А шифровками много не наработаешь, и люди там не мои, не проверенные — с бору по сосёнке…
Простые пища и питьё упростили и его речь.
— Считаете, что тысячу тонн золота можно перебросить через границу? — спросил Мамонт. — Это не посольский груз…
