Потом к двери подошел худосочный армянин с черными волосами и на удивление бледной кожей; за ним встал тучный, страдавший одышкой мужчина лет сорока, с красным от высокого давления лицом и тусклым взглядом. На столе уже стояли две стопки из глубоких и мелких мисок; толстяк подавал армянину пустые тарелки, а обратно получал полные. Чтобы не остаться без своей порции, Ролан подал ему свою посуду. Одна тарелка наполнилась красным борщом, другая – вермишелью с крупицами настоящего мяса.
Арестанты мыли руки, рассаживались за стол. Для Ролана тоже нашлось место. Армянин шустро нарезал сыр из общих запасов, Ролан протянул ему отрезок сырокопченой колбасы. Смотрящий одобрительно кивнул, наблюдая за этим.
– Приварок – это всегда хорошо, – сказал он.
– А ты собираешься права на посылки лишить, – усмехнулся Ролан.
– А ты что, повод хочешь дать?
Олег держал ложку в руке, но в борщ ее не погружал. Именно поэтому никто не начинал есть. Ролан решил не плыть против течения и тоже ждал, когда смотрящий подаст сигнал к началу трапезы.
– Я похож на бузотера?
– Посмотрим…
Бригадир наконец-то зачерпнул борщ ложкой, и тут же послышался разнобойный звон, с которым арестанты дружно застучали по мискам.
– Я так понимаю, к нам ты по второму разу, – сказал Олег.
Он не удивился, когда Ролан сказал, что это его третий срок и после второго побега. Похоже, все это смотрящий уже знал, просто не хотел первым начинать разговор. Зато Васек изумленно вытаращился на него:
– Два побега? Ничего себе!
Он хотел сказать еще что-то, но смотрящий зыркнул на него, и парень наклонил голову к тарелке.
– Снова бежать собираешься? – подозрительно сощурился Олег.
– А что, есть возможность?
– Даже не мечтай.
– Ну, ты мои мечты не трогай. Мечты – это личное. А бежать я не хочу. Слишком накладно это. Семнадцать лет уже накапало, лучше я сокращать буду срок, чем добавлять…
– А всего тебе сколько лет?
– Тридцать семь. В пятьдесят четыре выйду.
– Можно и раньше. Если нормально себя вести будешь.
– Я не отрицала, условно-досрочным освобождением меня не напугаешь.
– Видел я твои татуировки…
– Это все в прошлом. Мужик я по жизни. Честный мужик. И от работы не отлыниваю… Только не светит мне условно-досрочное. Начальника я вашего сильно обидел. Храпова.
– Да ну! – фальшиво удивился Олег.
Ролан именно для того и поддержал этот разговор, чтобы прощупать смотрящего. И все больше убеждался, что в этой камере он оказался не случайно. Смотрящий – человек Храпова, и его задача просветить Ролана с ног до головы, узнать, чем он живет и дышит. Ну и, конечно, закрутить гайки. Если будет повод. А если не будет, тогда смотрящему придется обратиться за инструкциями к начальнику тюрьмы. Он объяснит, что делать с Роланом. Не для того Храпов перетащил его к себе, чтобы обеспечить ему сытую и спокойную жизнь.
– Да случайно вышло. Сначала собачку его обидел, потом его самого. Наорал на него. Он меня и повязал… Травки курнул, башню снесло, – соврал Ролан.
– И часто ты травкой балуешься?
– Когда есть, чего не побаловаться. А если нет, так и не надо…
– Нет у нас травки. И курить в камере нельзя. На спиртное тоже запрет, это само собой…
– А где можно курить?
– На прогулке. На производстве, там в цехе курилка есть. А здесь дымить нечего… Вредно это. Особенно тебе. До пятидесяти четырех лет еще дожить надо. И на свободе хотя бы десяток лет порадоваться… Или не хочешь на свободе жить?
– Хочу, и чем дольше проживу, тем лучше… А мобильник тоже вредит здоровью? – закинул удочку Ролан.
Увы, не удалось ему обзавестись сотовым телефоном. Может, в аренду получится у кого-нибудь взять? У него и деньги на это есть.
– Даже не сомневайся, – проникновенно глянув на него, усмехнулся смотрящий. – Водянка в голове образуется.
– А если серьезно?
– Если серьезно, то мобильники у нас запрещены. Есть таксофон, с разрешения начальства можно поговорить.
Таксофон мог прослушиваться, да и разрешение пока получишь… Впрочем, на прослушке мог находиться и мобильник, который он пока только намеревался взять в аренду. Если, конечно, таковой существует в природе…
– А с мобильником никак?
– Никак. Даже не пытайся. Режим – дело святое.
– Ну-у, если так… А если я курить хочу?
– Будет прогулка, покуришь. А если в камере закуришь, у Ашота вымпел получишь. Ашот сегодня дневалит, но ты можешь его подменить.
– Нет, я лучше по очереди.
– Через два дня твоя очередь. Я тебя в график уже вбил…
Борщ Ролану понравился – не самый жирный и наваристый, но все-таки гораздо вкусней, чем та баланда, которой потчевали его в следственном изоляторе. И вермишель вполне съедобная, и компот сладкий. А хлеб мягкий, душистый, видно, что собственной тюремной выпечки – и мука хорошая, и пекарь с душой.
После обеда дневальный по камере сам убрал все со стола, вымыл посуду, а когда заключенных вывели на прогулку, остался, чтобы протереть пол. У Ролана вовсе не было желания его подменять, тем более что покурить он мог и в тюремном дворе.
Действительно, в тюрьме для прогулки было гораздо больше места, чем на крыше следственного изолятора. Здесь можно было и в футбол поиграть, и в баскетбол, и просто походить, и в курилке посидеть, а еще можно было зайти в самый настоящий, неплохо оборудованный тренажерный зал, насквозь пропахший крепким мужским потом.
На прогулку вывели сразу несколько камер. Ролан встал в сторонке, наблюдая за людьми. Кто-то в спортивных костюмах, кто-то в робах, кто-то сразу выделялся своими физическими данными, кто-то был откровенным слабаком. Одни – уважаемые, другие – нейтральные. Были и презираемые личности – этих Ролан вычислял легко по их пришибленному виду, стремлению держаться в сторонке, забиться в угол. Но сильные слабых не трогали, к «обиженным» никто не цеплялся.
Заключенные сбивались в группы по интересам, тихонько переговаривались между собой, курили, бычки по сторонам не разбрасывали. Смотрящие, или, как их здесь называли, бригадиры, собрались в свой кружок, слегка разбавленный их помощниками, а в некоторых случаях и откровенными лизоблюдами. Например, рядом с Олегом стоял Джек, которого Ролан приметил еще в камере. Парень не отличался атлетическим сложением – среднего роста, крепкий в плечах, но с расплывшимся пузом и тяжелым задом. Ходил он на широко расставленных ногах, задрав голову и расправив плечи, но в общении с Олегом все норовил приподняться на цыпочки, как преданный пес – на задние лапки. И сейчас он смотрел на него с угодливостью подхалима, ничуть того не стесняясь.
