– А у вас здесь кто лечится? – спросил Торопов у санитара.
– Кто лечится?! – с инфантильным каким-то удивлением посмотрел на него парень. – Люди лечатся.
– Понятно, что не звери. Обычные люди или, может, под следствием которые? Ну, на обследовании там.
– А Эльвира ничего не сказала?
Голос у санитара тонкий, высокий, как у евнуха, что резко контрастировало с его крупным телосложением. Но, может, он потому и подался на работу в психиатрическую больницу, что комплексовал из-за этого недостатка. А так, среди ненормальных, он выглядел чуть ли не совершенством, чем и тешил свое самолюбие.
– Да как-то не дошли до этого, – пожал плечами Торопов.
– Ну, и я тогда ничего не буду говорить.
– Эльвиру боишься?
Павел поднял с земли пустую и поблекшую от непогоды пачку «Явы», потянулся к сломанной пыльной расческе. Вряд ли эти предметы обронил киллер: слишком долго пролежали они на земле, но все равно надо бы все собрать, спрятать куда-нибудь, чтобы не исчезло.
– Почему боюсь? Просто полицаев не люблю. И разговаривать с тобой не хочу.
– А чего ж ты нас так не любишь? Натворил что-то? – с едкой усмешкой глянул на санитара Торопов.
– Чего это натворил? – напыжился парень.
– Тебе виднее.
– Не было ничего!
– Да ладно, не было! У всех что-то было. С кем-нибудь когда-нибудь дрался? А это уголовное преступление! Пьяным за руль садился? Это уже почти преступление… А может, документы подделывал? От уплаты налогов уклонялся?..
– Какие документы? – разволновался санитар. – Какие налоги?
– Тебе виднее… Может, бабу какую-нибудь изнасиловал. Она заявлять не стала, и тебя не тронули. А может, убил кого-то по случаю. Разругался с другом по пьяному делу и пырнул ножом почем зря. Или подругу. Труп в подвале закопал. Или, может, на части порубил да в мусорку выбросил! – наседал Торопов.
– Никого я не убивал! И не рубил! – побледнел парень.
– Тогда остается баба. Кого ты там изнасиловал? Подругу школьных лет или так, случайную?
– Не насиловал я, – не очень уверенно мотнул головой санитар.
– Тогда что? Может, кто-то другой насиловал, а ты присутствовал?
– Да пошел ты!
– А вот это ты зря! Я ведь и всерьез могу за тебя взяться. Друзей твоих поспрашивать, знакомых; с одного бока зайду, с другого – глядишь, и найду склеп в твоем подвале… Поверь, у каждого есть такой склеп. Ну так за что ты нас не любишь?
– Прилип как банный лист, – опустив голову, подавленно буркнул парень.
– Зовут тебя как?
– Гена.
– Ну вот, уже и на вопросы отвечаешь. Лед, как говорится, тронулся… Лишь бы ты сам не тронулся, с такой-то работой.
– А что? Работа как работа!
– Да, но ты же в тайны мадридского двора играешь. Одно можно говорить, другое нельзя, третье – как начальник скажет. Запутаешься в том, что нельзя говорить, и свихнешься. Или нет?
– А чего путаться? Чего скрывать?
– Ну, ты большой, тебе видней… Что тут у вас за клоуны через забор прыгают?
– Клоуны?! Через забор?! – прыснул в кулак Гена.
– А что, в дурдоме не может быть клоунов?
– Да нет, хватает… В принципе у нас тут каждый второй клоун. Один под Гитлера косит, другой под Сталина, Клинтон тут недавно заезжал, Монику Левински искал…
– А кто в Горуханова стрелял?
– В какого Горуханова?!
– Ты в Ульянове живешь?
– Да.
– И не знаешь, кто такой Горухан?
– Не знаю.
– Ну как же не знаешь? Он раньше весь город держал. Братва, бригады, стрелки, разборки…
– Ну, было такое. Только я тогда совсем пацан был, в школе учился…
– Да это и сейчас есть. Бандиты никуда не делись. Только ведут себя чуть потише. И Горухан особо не высовывался. У него в Ульянове легальный бизнес остался, он за него взялся, тихо все было, спокойно, ну, до вчерашнего дня…
– Не знаю я, кто такой Горухан.
– Его вчера убили. На Фабричной улице… Что, не слышал?
– Не-а, не слышал.
– Но теперь-то в курсе?
– Теперь да, теперь в курсе, – с инфантильным видом кивнул Гена.
– Его клоун какой-то убил. Вернее, киллер, который под клоуна рядился. Теперь понимаешь?
– Понимаю. Клоун его убил.
– Пусть будет клоун. Он через этот забор перелез… – не поднимая головы, движением пальца Торопов прочертил крутую траекторию, по которой киллер преодолел преграду на своем пути. – А я за ним…
Теперь нужно было показать место, где преступник подкараулил его и нанес удар по голове. Но для этого нужно было перелезть через забор.
– Боюсь, что повторить подобное я не смогу.
Торопов посмотрел вверх, и голова у него сильно закружилась, пришлось опереться рукой о заборную секцию. А ведь ему нужно было попасть на территорию больницы. Что ж, придется возвращаться к воротам контрольно-пропускного пункта, а оттуда идти к месту, куда спрыгнул преступник. Но сначала надо припрятать пачку из-под сигарет, расческу… К этим предметам добавился запыленный пузырек из-под йода, пакет из-под молока, сломанная зубная щетка со срезанной щетиной и цоколь разбитой лампочки. Все это Торопов спрятал под кустом шиповника.
– Значит, клоунов у вас здесь хватает, – небрежно сказал он, с хлопаньем потирая ладони, чтобы сбить с них пыль.
– Да, хватает, – хмыкнул Гена, с колкой иронией глянув на Павла.
– Кто там у вас? Гитлер, Ленин… А где Наполеон?
– От старости, говорят, умер. Гитлер и Ленин помоложе будут, поэтому пока что еще живут…
– Шутник ты, однако, Гена. Только не знаешь, что Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить.
– Ну почему не знаю? Он мне сам лично об этом говорил. И еще он сказал, что живее всех живых.
– Кто сказал?
– Ну, Ленин. Из семнадцатой палаты… А ты что подумал?
– Да мало ли, вдруг ты с духами общаешься.
– Нет, мне с духами по инструкции общаться не полагается.
Они вышли из полосы кустарника, по старой тротуарной и густо поросшей травой дорожке вдоль забора направились к въездным воротам. Торопов и санитар уже подходили к ним, когда за спиной, в отдалении, Павел услышал истошный хохот. Обернувшись, он увидел вдруг вчерашнего клоуна. Высоко выбрасывая вверх колени, он бежал тем же путем, что и вчера, только в обратном направлении. И распрямленные ладони он выкидывал вверх в такт своему фиглярскому бегу. Копна рыжих волос, синие щеки, зеленый лоб, красный шарик носа, клоунский костюм.
