Антон при нем по-хозяйски достал из шкафа две рюмки и поставил их на стол, где уже возвышалась бутылка дорогого коньяка.
– Как я понял, у тебя серьезные виды на Эльвиру, – с холодным юморком спросил он у Павла.
– А у тебя?
– У меня виды на ее дом. Хороший дом. Однажды мы здесь провели с ней чудный месяц. Да и не однажды…
С завидной легкостью он откупорил бутылку, разлил коньяк по рюмкам.
– Зачем ты это мне говоришь? – угрюмо спросил Павел.
– Затем, чтобы ты не спускал с меня глаз, – весело посмотрел на него Антон. – Я собираюсь немного пожить здесь, поэтому и предупреждаю. Сейчас я здесь третий лишний, но ситуация может измениться, так и знай.
– Ничего, я не гордый, я и подвинуться могу. Но сначала морду тебе набью. Так и знай.
– Ух, какой ты грозный! – сказал Антон, пытаясь скрыть за широкой улыбкой растерянность.
– Я тоже тебя предупредил.
– Да, но ты предупредил меня всерьез, а я предупредил тебя в шутку. Я не один, а с женщиной. Завтра она будет здесь. Так что не переживай, к Эльвире приставать не буду… Ну, давай за знакомство!
Он выпил первым. Выдержав небольшую паузу, Торопов последовал его примеру.
– Ну все, можешь идти спать, – подмигнул ему Антон так, как будто он был взрослым дядей, а Павел – ребенком, с которым нужно было найти общий язык. – А я здесь немного похозяйничаю. И душ приму. А ты Эльвиру крепче держи, вдруг убежит.
Но Торопов не принял шутку.
– Да пошел ты! – сказал он и отправился спать.
Часть четвертая
1
Мохнатый шмель не мог понять, почему прозрачное стекло сдерживает его, не выпуская на свободу. Ведь видны же из окна небо, деревья, трава, цветы. С отчаянным жужжанием он бился о стекло, отскакивал назад или просто скользил вниз, стучась о подоконник.
Глупый шмель. Зачем суетиться? Зачем пытаться спастись, если смерть все равно рано или поздно придет. Нет ничего вечного в этом мире – и люди умирают, и насекомые. Так думал Павел, наблюдая за тщетными усилиями шмеля вырваться на простор.
Ему самому свобода не нужна. Ему бы в туалет сходить после сна. Но так неохота вставать, напрягать мышцы, чтобы тащиться в соседнюю комнатушку. Хочется просто лежать и ждать, когда наступит смерть.
В комнату тихонько вошла Эльвира. Шелковый халат на ней с золотистыми цветами, полы разошлись в стороны, обнаженная грудь едва не вываливается наружу, одна нога совсем оголена, но это ее ничуть не смущает. И Торопову все равно. Не важно, что в доме посторонний мужчина. Ведь ему нет никакого дела до Эльвиры. Что в ней хорошего? Лежать бы и лежать, наслаждаясь тишиной и покоем.
– Как дела? – спросила Архипова.
Павел в ответ лишь пожал плечами.
– Может, в туалет пора?
– Да, пора.
– Так в чем же дело?
– Вставать не хочу, – с глубокой апатией к себе и ко всему отозвался он.
– Сейчас ты встанешь и пойдешь в туалет.
Эту команду он обязан был исполнить. Эльвира для него тот самый человек, который должен ему помогать, без которого ему не обойтись. Это шмелю некому помочь, поэтому он до сих пор бьется о стекло. Он умрет, потому что никому не нужен. А Павел нужен Эльвире, и она не допустит, чтобы он умер.
У Торопова сильно закружилась голова, когда он вставал с постели, но все же он удержался на ослабших за ночь ногах. Рухнуть бы сейчас на кровать и лежать, но Эльвира сказала идти в туалет, и он должен ей повиноваться. Она взяла его жизнь в свои руки, и теперь все зависит от нее. Скажет умереть, и он умрет. А что хорошего в этой скучной и безликой жизни?
Он сходил в туалет, а когда вернулся в комнату, увидел, что Эльвира там не одна. Антон обнимал ее сзади, что-то шептал ей на ухо и тем временем шарил рукой у нее под халатом. Заметив Павла, она подалась вперед, вырываясь из мужских объятий, смущенно запахнула халат. В ее глазах застыло чувство вины, но при этом она смотрела на него внимательно, как врач, изучающий поведение пациента.
– Паша, ничего, что Эльвира теперь со мной? – с издевкой усмехнулся Антон.
– Ничего, – эхом отозвался Торопов.
Ему бы скорее до постели добраться, лечь, затихнуть, наслаждаясь чувством покоя. Накормят – хорошо, нет – ничего страшного, ведь он долго может обходиться без еды. Чувствовал, что может… А Эльвира ему не нужна. Не нужна, и все. Одно беспокойство с ней.
– Ужинать будешь? – спросила женщина, когда Павел лег.
Вообще-то, он думал, что пора завтракать, но какая разница, утро сейчас или вечер? Ну проспал весь день, и что здесь такого? Ведь спал же в тишине и покое. И дальше спать будет. Лишь бы только Эльвира с Антоном рядом не легли, а то ведь скрипеть будут, хрипеть, спать мешать…
– Я спрашиваю, ужинать будешь? – повторила она свой вопрос.
Павел устало махнул рукой. Есть он, конечно, хотел, но не до такой степени, чтобы подниматься ради ужина из постели и тащиться на кухню.
– Иди на кухню, будешь ужинать, – сказала Архипова.
И снова что-то шевельнулось в аморфном сознании, настраивая Торопова на выполнение этой команды. Превозмогая свою лень, он отправился на кухню, где Эльвира поставила перед ним тарелку с остывшей кашей. Он механически все съел, но уходить не торопился. После каши должен быть чай, но Эльвира сказала, что ужин закончен, и велела ему идти в комнату.
Правда, это была уже другая комната, совсем маленькая, без мебели, с одной лишь раскладушкой. Но Павлу было все равно. Главное, что здесь можно лежать, наслаждаясь покоем.
А чай появился позже, его принес Антон. Торопов с равнодушием посмотрел на него, взял стакан с едва теплым напитком, спокойно выпил. Он даже не подумал о том, что в чай можно было намешать все что угодно.
– Спи, – всматриваясь ему в глаза, сказал Антон. – А я пока пойду, займусь твоей Эльвирой. Поверь, ей со мной лучше, чем с тобой.
Казалось, он ждал реакции на свои слова. Но Павел и не думал возмущаться. Эльвира – его судьба, но ему совершенно все равно, с кем она спит и от кого получает большее удовольствие.
Он уже засыпал, когда появилась Архипова.
– Захочешь в туалет – не терпи, поднимайся и иди. По дому не слоняйся, во двор не выходи…
В сущности, это была инструкция, программирующая его сознание на полное и безоговорочное повиновение. Но Павел воспринял ее исключительно как руководство к действию. О том, что у него есть право не подчиняться Эльвире, он даже не думал. Как вообще ни о чем не думал, кроме как о физиологических потребностях, основными из которых были отдых и сон. Казалось, он нуждался в отдыхе от всей своей прошлой жизни. И совсем не важно, что в той жизни происходило.
