– Я тебе сейчас твой швартовый… под самый корень, понял? – вспылил Костя.
– Давай, давай, Сашок, иди к своей Эльвире, там сейчас менты, они тебя быстро пришвартуют, – съязвила девушка.
– Да нет, менты не скоро подъедут, – покачал головой Димон. – Пока в ситуацию въедут, пока сюда доберутся… А к Эльвире идти надо. Что-то мы лишку дали.
– Пить меньше надо, – фыркнула Анжела.
– Ну, перебрали малость… Скажем, если она бучу поднимет, то мы ее ментам сдадим. Скажем, что своими глазами видели, как она Паше уколы делала…
– Точно, так и скажем! – обрадовался Костя. – У самой рыло в пуху!
– Не знаю, что там у нее в пуху, но перетереть по-любому надо, – кивнул Саша.
В руках у него появился нож, он подошел к Павлу и резко замахнулся, как будто собирался полоснуть по горлу. Но тот даже не дернулся. Пусть убивает, все равно…
Но убивать его не стали. Саша обрезал веревку, на которой он висел, правда, развязывать его не стал. Путы с Торопова сняли после того, как выяснилось, что договариваться не с кем, поскольку Эльвира и ее новый мужчина покинули свой дом.
3
Яркий солнечный свет резанул по глазам. Павел зажмурился, козырьком приставив ладонь к надбровьям. Его сильно качнуло в сторону, но он вовремя схватился за перила крыльца, удержав равновесие.
Впервые за последние три дня он вышел из дома, откуда похитили его сумасшедшие соседи. Протрезвев, ребята поняли, что чересчур переборщили с местью за свое поражение, и вернули Павла на место. Но время шло, а Эльвира не возвращалась, и Торопов оставался предоставленным самому себе. Некому было накачивать его нейролептиками, и мало-помалу апатия улетучивалась, сознание прояснялось. А сегодня он и вовсе решил не выполнять установку, которую дала ему Эльвира, и самовольно вышел из дома.
– Доброе утро! – услышал он знакомый женский голос.
На дорожке, одетая в купальный халат, стояла Анжела и весело махала ему рукой. Волосы у нее мокрые, полотенце на спине влажное.
– Привет! – улыбнулся Торопов.
– Как самочувствие?
– Спасибо, ничего… А ты купаться ходила?
– Да. Погода сегодня хорошая. А вчера дождь лил. Вода холодная, но я такую люблю.
– Зайдешь на огонек? – спросил Павел, кивком показав на входную дверь.
Он знал, что Анжела по нескольку раз на дню наведывалась к нему, кормила его, разговаривала с ним, зачем-то снимая все на видеокамеру. Но тогда ему было все равно, и он почти не реагировал на ее действия. И сейчас, призадумавшись, Торопов засомневался, что видел ее вчера, позавчера. Может, это была и не она вовсе, а созданное его больным воображением видение.
– А огонек есть? – с интересом глядя на собеседника, спросила девушка.
– Что-нибудь придумаем.
Он не знал, куда подевалась Эльвира, но ведь должны были после нее остаться кофе, сахар, может, печенье какое-нибудь. Надо поискать на кухне… Еще вчера ему такие мысли и в голову не приходили, а сегодня он уже пытался налаживать отношения с окружающими.
– Чтобы что-то придумать, нужно уметь думать, – направляясь к Павлу, заметила Анжела.
– Я думаю.
Он провел ее на кухню, заглянул в один настенный шкаф, в другой. И кофе есть, и чай, и даже конфеты в вазочке. Видно, Эльвира не думала о продуктах, когда уезжала. Или уносила ноги?.. А может, она собиралась сюда вернуться?
Задумавшись, Павел замер с банкой растворимого кофе на весу.
– Эй, с тобой все в порядке?
– Нормально все, – очнулся он.
– Точно нормально?
– Кофе только растворимый, – отрешенно сказал он. – Другого нет.
– Тогда чай.
– Чай есть, – кивнул Торопов.
– Знаю, что есть.
– Конечно, ты же здесь хозяйничала… Спасибо, что не дала с голоду умереть.
– Спасибо Диме скажешь. Он попросил, чтобы я за тобой присматривала.
– Спасибо ему большое, – ухмыльнулся Павел. – За то, что челюсть мне чуть не свернул, за то, что в животе ливерный фарш. И лицо в синеве, как у индейца на тропе войны.
– Может, они спасли тебя.
Торопов вынул из шкафа пачку чая, но разговор отвлек его, и он забыл, что с ней нужно делать. Анжела сама набрала воды в электрочайник, включила его. А Павлу указала на стул, чтобы он сел.
– Может, они спасли тебя, – повторила она.
Именно над этими ее словами и думал сейчас Торопов.
– Может, и спасли… – кивнул он, вспомнив, что Антон собирался превратить его в овощ. – Он меня коньяком угостил. За знакомство, давай, говорит, выпьем. Не знаю, что там было в этом коньяке, но я почти сразу заснул. Может, они меня тогда и укололи…
Он осмотрел живот, там действительно имелись следы от инъекций. Что и требовалось доказать.
– Точно, кололи меня. Нейролептики, что-то вроде аминазина, только гораздо сильнее. Раз – и ты уже овощ… Только зеленый овощ, время нужно, чтобы дозреть… А Дарья, может, уже дозрела…
– Какая Дарья?
– Дарья Павловна, адвокат… Я у одного товарища работал. Очень уважаемый и авторитетный мужик. Так в него клоун стрелял на моих глазах. Я за ним погнался, до психушки добежал; он через забор, и я через забор. Он меня подкараулил, по голове ударил…
– Клоун?! – недоуменно и с плохо скрытым сарказмом спросила Анжела.
– Да, клоун. И с воздушными шарами. К этим шарам пистолет был привязан. Он выстрелил, а шары пистолет в небо утащили… Что, смешно звучит? Смешно. Эльвира меня на этом и поймала. Сбила меня с толку, и я сам стал верить, что клоун с шарами – полнейший абсурд. А потом этот клоун снова появился. Просто бежал и смеялся. Я его увидел. И Гена увидел. Но Гена сказал, что не видел. Потому что подыгрывал Эльвире. Она – главный врач больницы, и клоун этот на нее работал. Но дело не в этом, а в том, что меня, как последнего лоха, развели. У меня удостоверение майора милиции было, фальшивое. Она это узнала. Этим меня и добила. Меня же по голове сильно ударили, все как в тумане было, а она мне – у вас, говорит, раздвоение личности. И еще она узнала, что я жену свою убил… И жену, и любовника… Срок за это отмотал…
Анжела изумленно и даже испуганно смотрела на Торопова, но ему все равно было, как она реагирует на его слова. Ведь он не для нее говорил, а для себя. Ему и выговориться нужно было, и выстроить в логический ряд все, что произошло с ним за последнее время.
– Я сирота, воспитывался в детском доме, бурсу закончил, как положено, а потом поступил в военный институт, военным следователем стал. Женился, квартиру получил, вроде бы жизнь наладилась, а тут жена с козлом одним закрутила. Я их обоих и порешил. А квартира не моя, служебная, после отсидки возвращаться некуда было. Я в Ульянов подался, на работу устроился. Корней у меня там нет, знакомых – кот наплакал, опереться не на кого. Эльвира и это узнала. И на том сыграла. Очень тонко сыграла, как музыкант по нотам… Сначала голову мне заморочила, потом в ход пошли галлюциногены. Когда стала являться покойная жена, я понял, что сошел с ума, и поверил, что Эльвира лечит меня уже давно, три года. Хотя на самом деле не было ничего. Потом адвокат появилась. Эльвира была впутана в одно дело, Дарья пыталась вывести ее на чистую воду, мы познакомились, адвокат помогла мне сбежать. Мы были у нее дома, разговаривали, она мне рассказывала про Эльвиру, и я понял, что она причастна к убийству. В общем, собирались заняться ею, но она сама занялась нами. Заснул я в доме у Дарьи, а проснулся в палате. Эльвира мне снова промыла мозги, и я поверил, что Дарья – плод моего воображения… Поверишь ты мне, Анжела, или нет, но нет ничего проще, чем свести с ума нормального человека. Можно даже без психотропов обойтись, главное – факты в ненормальном свете выставить, а потом в логическую цепочку… нет, в замкнутый логический круг их выстроить, а затем и мысли твои по этому кругу направить. Будут они крутиться, как белка в колесе, будут биться о черепную коробку, как тот шмель об стекло. Будут биться, а выхода нет, и подсказать некому, что делать. Эльвира грамотно меня окучивала, ни к чему не придерешься, и все-таки зацепка была. У киллера шары к пистолету были привязаны, а это значит, что ему особая сноровка нужна была, чтобы не промазать. Он ее и нарабатывал, по березам стрелял, тренировался. Я эти березы нашел еще раньше, а когда Эльвира снова мне голову задурила, к ним пошел. И не нашел. Как будто и не было их.
