Уходили лесом. Идти было тяжело. Снег растаял, напитал землю – она сделалась мягкой, склизкой. Местами ноги проваливались в грязь чуть ли не по колено. А нужно спешить. В любой момент могла начаться погоня. Поднимут солдат с собаками, вертолеты зависнут в воздухе. Со всех сторон обложат, хрен уйдешь.
Но шагают долго, а облавы все нет. Скоро на пути появилась какая-то речушка. Они миновали ее вброд, направились вдоль берега по гальке. Вода смыла их следы. Теперь собак бояться нечего. Наступила ночь. Но они продолжали двигаться. Жажда свободы была сильней усталости и голода.
Три дня они шли в режиме «короткий привал – долгая дорога». Им везло. Менты их, конечно, искали, но не нашли. Несколько раз над ними пролетал вертолет. Но заметить не мог. На исходе четвертого дня им попался охотничий дом. Никого в нем не оказалось. Зато имелся кое-какой запас дров и провизии. С харчами расправились в один присест. А потом полдня и всю ночь отсыпались. И снова в путь. Куда они идут, не знал никто, даже сам Смык. Но они шли и шли, лишь бы только подальше уйти от места побега.
С каждым днем они все меньше боялись ментов. Думалось, что их уже не в состоянии найти. Слишком далеко зашли и к тому же ни разу ни перед кем не светились. Деревеньки они обходили стороной. А был великий соблазн взломать какой-нибудь сельмаг и затариться водкой и харчами. Но они преодолевали этот соблазн. А жрать хотелось до ужаса. Друг на друга голодными глазами смотрели, как будто съесть кого-то хотят. Может быть, так оно и случилось бы. Но на исходе девятого дня пути Смык случайно натолкнулся на медведя и продырявил его из автомата. Сожрали его, даже не поморщились. Между прочим, очень даже неплохое мясо.
Но на следующий день они все снова были голодные как черти. А кормиться по-прежнему нечем. И вот в конце второй недели пути они вышли на бревенчатую избу в лесной глуши. Из трубы валил дым. Значит, в доме кто-то есть. И еду готовит.
Смык первым перепрыгнул через жердину ограды. За ним к дому подтянулись и остальные.
– Кто тут есть? – спросил он, входя в избу.
И тут же увидел бабу. Она стояла в углу с карабином в руках и смотрела на него испуганным взглядом.
– Только попробуй подойди! – крикнула она, кивком головы показывая за дверь.
Убирайся, мол. Но Смык и не думал уходить. В доме было тепло, вкусно пахло картохой и мясом. И баба очень даже ничего из себя. Убивать ее не хотелось.
А убить ее – раз плюнуть. У Смыка в руках автомат, направлен на нее. Патрон в патроннике, палец на спусковом крючке. Только пошевели им, и все – бабе капут. Но и ему тоже может достаться. Она успеет сделать ответный выстрел. И вдруг он не пройдет мимо цели?
– Брось «дуру», в натуре! – прохрипел он. – И на стол накрой, живо!
– Кто вы такие?
– Люди мы, чего не ясно? И жрать хотим.
– Сколько вас?
– Девять ртов.
– Ладно, покормлю вас, и отваливайте, – баба убрала карабин.
Закинул автомат за плечо и Смык.
Через час они сидели за грубо сколоченным столом, ели картоху с мясом, щипали квашеную капусту и запивали все это мутным первачом. Дуня – так звали бабу – возилась у печки. Слишком мало харчей выложила она на стол, надо еще добавить. Вот и старается, готовит.
Смык захмелел, кровь разогрелась, в паху потяжелело. Он встал со своего места, подошел к Дуне сзади и хвать ее за тугую задницу. Она развернулась и подняла руку, чтобы закатить ему пощечину. Да только он не дал ей сделать это. Перехватил руку, резко опустил ее вниз и приложил кистью к своим яйцам.
– Ты вот здесь погладь, – осклабился он.
Из-за стола послышался густой смех.
– Кочергой бы тебя по этому месту! – налилась краской Дуня и отвернула голову.
– А ты чего это от меня морду воротишь? Я же тебя всего лишь поиметь хочу.
– У меня свой мужик, чтобы меня иметь.
– А где твой мужик?
– По своим делам ушел.
– Когда будет?
– А это не твое дело!
Смык взбесился и обхватил руками ее горло.
– Когда будет, спрашиваю?
– Скоро, – захрипела она.
– Повезло ему, – отпуская Дуню, сказал он. – Мужик твой, в натуре, устал. Идет щас и думает, что харить тебя еще надо. А тут ему такая поблажка. Я вместо него в тебя шершавого вставлю.
Толпа за столом снова засмеялась. И под этот хохот Смык завалил ее на широкую лавку и втерся ей между ног. Она пробовала сопротивляться. Но он успокоил ее кулаком в ухо.
Давно он не был с бабой. Поэтому кончил раньше времени. И со вздохом оторвался от нее. Ничего, чуть позже снова приложится.
– А теперь я! – поднялся со своего места Стос.
И даже ширинку начал расстегивать.
– А вот этого, мля, не хотел? – Смык подскочил к нему и сунул кулак под нос.
– Э-э, ну ты чо, в натуре? Баба не под тебя одного, а на толпу отходит.
– Кто это сказал? – в бешенстве заорал на него Смык.
– Я!!! – сорвался с места Квинт.
– И я! – подхватил Мыло.
Хомяк и мужики сидели молча. Но в их глазах застыли злость и похоть. Бабу хотели все.
Но Смык не мог уступить Дуню. Сам хотел ее драть. А потом, уступишь толпе – втопчешь в грязь свой авторитет.
– Да, ну иди, трахай ее! – Он отодвинулся в сторону, уступая место Стосу.
Тот сделал шаг вперед, а Смык выхватил у него из-за пояса «макаров». Клацнул затвор, и ствол уперся ему в ухо. Стос замер на месте.
– Ну что ж ты затормозил? – хищно сузил глаза Смык. – Иди топчи курицу.
– Лады, Смык, пусть кобыла будет твоей, – выдавил из себя Стос.
Уж больно не хотелось ему умирать, уроду.
– Кто еще вякнет против моего слова, в размен пойдет! – заорал на всех Смык, потрясая пистолетом.
Теперь молчали все. Смык сунул пистолет за пояс. Но он явно поторопился.
– А если я вякну? – послышалось вдруг из-за спины.
Он резко обернулся и увидел мужика с трехдневной щетиной на осунувшемся лице. В зеленом ватнике, в резиновых сапогах, в шапке-ушанке, его можно было принять за лесника. Но стальной блеск в жестоких глазах, хищный оскал наводили на иное сравнение. По меньшей мере, этот мужик казался главарем лесных разбойников из прошлых веков. И если бы у него за поясом торчал однозарядный пистолет с раструбом, Смык бы, наверное, даже и не удивился. Но у мужика был другой пистолет, тяжелая «беретта». И пистолет направлен на Смыка.
– Кто такой? – стараясь не выдать своего испуга, бодро спросил Смык.
– Ты это, пасть закрой! – скривился мужик. – Ты ко мне на хату влез, а не я к тебе. И спрос с тебя. Кто ты, назовись!
