— По гимнастике первый разряд, — уточнил Вадим.
— Ничего, мы из тебя мастера сделаем… Служить хочешь?
— Нет.
— Значит, психически здоров, — сделал вывод офицер-десантник.
— Гы-гы! — развеселился солдат за его спиной.
Среднего роста, кряжистый, широкоформатная морда — в форточку не пролезет. Глазки маленькие, выпуклые, как у рака.
— Стыкин! — не оборачиваясь, одернул его командир.
— Это он молодость вспомнил, товарищ капитан… — пояснил второй солдат.
Он сказал это с таким видом, как будто офицер был его лучшим другом. Вроде как и огонь и воду плечом к плечу с ним прошел.
— Оба будете молодость вспоминать, — усмехнулся капитан. — На марш-броске. Ты, Коляда, побежишь первым…
Он явно не разделял точку зрения своего подчиненного. Не были они друзьями. А кто в этом сомневается, того на марш-бросок, да еще в противогазе…
Коляда молча проглотил пилюлю, но посмотрел на Вадима так, как будто мысленно послал ему черную метку. И взгляд Стыкина ничего хорошего не предвещал. А ведь они «деды». Те самые дикие и свирепые злыдни, которыми мамы пугают своих сыновей чуть ли не с детского сада.
— А можно я пойду? — спросил Вадим.
— Куда? — удивленно посмотрел на него капитан.
— Ну, к своим… — махнул он рукой в сторону, где скрылась его команда.
— Теперь мы для тебя свои. Становись в строй!
Вадим и без того понял, что уже не волен распоряжаться собой. А тут еще и приказной тон…
Офицер со сборного пункта от руки вписал его в список убывающей команды, передал все документы капитану. А Стыкин передал ему коробку с сухим пайком. Вернее, многозначительно посмотрел на парня с такой коробкой, а тот сразу понял, что ему нужно делать — без всякого восторга, даже с извиняющейся улыбкой передал ее Вадиму. Над строем будто тяжелым маревом колыхалась мрачная аура. Похоже, все, кто в нем находился, остро осознавали свою бесправную сущность. Целых два года армейской кабалы, только от одной этой мысли хотелось выть…
2
Иван Александрович вошел в дом на правах хозяина. Вадима нет, ушел к родителям и, судя по всему, возвращаться не намерен. Что ж, его дело… Зачем ей Вадим, когда у нее есть такой мужчина, как Алтынов. Человек-легенда, олигарх с несметным состоянием. Он обязательно на ней женится…
— А я тебя ждала, любимый! — умиленно проворковала Олимпия. — Ты, наверное, голоден. Я приготовила замечательный пирог с осетриной. Фирменный рецепт. Пальчики оближешь…
Она и сама готова была пальчики ему облизать, лишь бы он только выполнил свое обещание. До нервных колик ей хотелось стать женой великого Алтынова.
— Спасибо, я сыт…
Увы, но Иван Александрович был не в духе. И причина не в проблемах, которые нет-нет да и возникали в его финансово-промышленной империи. Обычно он скрывал свое плохое настроение. Но это было до того, как Вадим не застукал их вдвоем. С тех пор Ивана Александровича как подменили… Радоваться надо, что Вадим узнал правду — ведь объясняться с ним не пришлось. Алтынов же злится — и на нее, и на себя.
— Тогда массаж… Мне кажется, тебе нужно расслабиться…
— У массажиста я уже был, — поморщился Иван Александрович.
— Разве твой массажист сравнится со мной? — сделала удивленные глаза Олимпия.
Но Алтынов даже не пытался ответить на ее вопрос. Он думал о другом.
— Скажи, тебе хорошо жилось с этим… с Толиком, кажется… Фамилию не помню… Да и зачем ее помнить. Насколько я знаю, он тебе свою фамилию не предлагал…
— Да я за него бы и не пошла… А к чему этот разговор? — насторожилась Олимпия.
— К тому, что ты замуж за моего сына вышла. За моего сына! Замуж!.. Скажи, тебе с Вадимом было лучше, чем с этим Толиком?
— Несравнимо лучше…
— Так какого ж ты черта со мной спуталась? Чего тебе с Вадимом не хватало?..
— Но ведь сердцу не прикажешь…
— Какое, к дьяволу, сердце?.. Ты деньги мои любишь, а не меня…
— Иван, ты не можешь так говорить! — гневно возмутилась Олимпия.
— Может, хватит комедию ломать? — саркастически усмехнулся Алтынов.
Он видел ее насквозь. Она сжалась в комок под его проницательным взглядом.
— У меня было четыре жены. И со всеми я расстался. Почему? Да потому что все одинаковы. Всем нужны были мои деньги. И все фальшивили, точно так же, как это делаешь ты… А я не слепой, моя красивая. Я все вижу, все понимаю. И тебя на раз-два раскусил. Но пока была страсть, я закрывал глаза на все. В том числе и на своего собственного сына… Из-за тебя я стал сволочью, ты хоть это понимаешь?.. Ну чем тебе Вадим был плох? Он умный, целеустремленный парень. Со временем из него бы вырос большой человек. Ну, или я бы помог ему вырасти, неважно… Он уже сейчас кое-что собой представляет, а в будущем он мог бы занять мое место. Да, я мог бы сделать его своим наследником…
— А как же твой младший сын? — выпалила Олимпия. — Ты же говорил, что он — твой наследник!
— А чего ты так разволновалась? — подловил ее на неосторожном слове Алтынов. — Думала, что Вадиму ничего не светит, поэтому на меня перекинулась?.. Хитрая ты девка и коварная… Мне такая не нужна… Извини, но больше со мной встреч не ищи…
— Иван!..
— Иван Александрович, и прошу обращаться ко мне на «вы»…
— Вы меня выгоняете? — Олимпия в ужасе схватилась за голову.
— Зачем? Ты живешь в своей квартире… Пока что в своей… Я понимаю, ты хочешь, чтобы у тебя все было. Но со своей стороны ничем тебе помочь не могу. Так что если ты хочешь остаться при своем, у тебя есть только одна для этого возможность…
— Какая?
Алтынов бросал ей соломинку, и она готова была хвататься за нее, чтобы остаться на плаву.
3
Вадиму снился кошмарный сон. В непроглядной тьме он бежал по кладбищу, а за ним гнались зловонные, истекающие гноем покойники с красными угольками вместо глаз. Вот-вот его настигнут…
— Рота, подъем!..
Он должен был благодарить дневального за то, что своим криком тот вырвал его из кошмара. Но Вадим даже мысленно не сказал ему «спасибо». Так не хотелось вскакивать с койки из-под плохонького, но такого теплого одеяла. Сейчас он влезет в камуфляж, впрыгнет в сапоги и бегом на мороз… Нет уж, лучше бы его сожрали восставшие из ада монстры.
Но мерзопакостные покойнички остались во сне. А за Вадимом теперь гнался сержант. Вернее, подгонял его вместе с остальными. А бежать долго — километров пять. По морозу да в быстром темпе. Десантник должен уметь много и быстро бегать. Он вообще много чего должен уметь, и легче сдохнуть, чем всему этому научиться…
