— И у меня не вышло, — усмехнулся Алтынов. — Он и меня видеть не хочет. Можно было бы его комиссовать, да он не захотел. С характером парень, весь в меня. Да, жаль, что все так получилось.
— Я сказала ему, что вы ни в чем не виноваты. На себя все взяла…
— Так он тебе и поверил…
— Нам собираться?
— Куда собираться?
— Ну мы же вам больше не нужны. Квартиру нужно освободить…
— Квартиру я Вадиму подарил…
— Вадим на развод подал… Вернее, собирается подавать…
— Но ведь из квартиры пока не гонит…
— Тогда мы остаемся?
— Кто это мы?
— Ну, я и мой ребенок…
Олимпия не была уверена в том, что поступает правильно. Но тем не менее развела полы халата в стороны — обнажила заметно обозначившийся животик…
— Мальчик будет…
Не так уж сложно было изобразить порыв материнской нежности.
— УЗИ показало, — добавила она.
— Мальчик?!.. — озадаченно произнес Алтынов.
— Твой сын…
— А если все-таки не от меня…
— Тогда от Вадима… Но в любом случае это ваша родная кровь…
— Да, верно… Если не сын, то внук… Даже не знаю, что лучше…
— Хорошо, когда у ребенка есть дед. Но еще лучше, когда у него есть отец… Это ваш ребенок, я в этом уверена…
— А чего это ты со мной на «вы»? Ребенок от меня, а она со мной на «вы»…
— Но вы же сами сказали.
— Что я сказал?
— Что я должна обращаться к вам на «вы». Что я вам больше не нужна. Что у меня есть последний шанс… Шанс, который я не использовала…
Этот шанс давал ей сам Алтынов. Она должна была убедить Вадима в том, что сама виновата во всем случившемся. Он должен был поверить, что Иван Александрович не отбивал у него жену… Может, и поверил. Но обратно к себе не принял. А должен был принять, потому что в этом заключался шанс, который она давала себе сама. Без Алтынова она могла удержаться на плаву только в связке с Вадимом. Но, увы…
— Мало ли что я говорил…
Алтынов подошел к бару, вытащил из шкафчика бутылку коньяку, плеснул в бокал ей и себе.
— Извините, но я не могу… — виновато улыбнулась она. — Я жду ребенка, мне никак нельзя…
— Как-то не подумал… А надо думать… Неужели я в самом деле говорил, что ты мне больше не нужна?
— Да, говорили…
— Настроение, наверное, не в дугу было… Проблема на проблеме… А я вообще человек настроения…
Иван Александрович выпил. Немного подумал и добавил еще.
— Глупая какая-то ситуация, ты не находишь? — озадаченно спросил он. — Вадим — упрямый сукин сын! Ты — охотишься за богатыми мужиками!
— Это неправда! — всплеснула руками Олимпия.
— Помолчи… — отмахнулся от нее Алтынов. — Я знаю, что говорю. Как знаю, что натура у меня противоречивая. Сегодня одно на уме, завтра другое… То нужен мне твой Вадим, то не очень… Так же и с тобой. То пнуть тебя охота, как блудливую сучку, то приласкать…
— Но я не сучка…
Олимпия смотрела на Ивана Александровича глазами собаки, съевшей хозяйский кусок мяса. Алтынов был для нее царь и бог. Он мог и пнуть, а мог и приголубить. А ей так не хотелось оказаться на обочине жизни, где даже объедками с барского стола не накормят… Она хотела жить, а не выживать…
— Ну как же не сучка, если от мужа гуляешь, — ухмыльнулся Алтынов.
— Но ведь только с вами, больше ни с кем…
— Знаю, что больше ни с кем… — поощрительно улыбнулся он.
— Вот видите! — просияла Олимпия.
— Но ведь по-любому от Вадима гуляешь… Потому что сучка… А я тогда, получается, кобель… Смешно. Правда, не очень… Иди сюда!
На этот раз Алтынов сам развел полы ее халата, сначала приложил ухо к ее животу, а затем лизнул его языком — от пупка вниз. Как будто хотел показать, каким путем появится на свет созревающий плод…
— Не надо… — В показном изнеможении Олимпия прикрыла глазки.
— Ты меня не хочешь? — Зато Алтынов был возбужден по-настоящему.
— Хочу…
— Так в чем же дело?
Действительно, в чем дело. Иван Александрович бросает ей сахарную кость со своего барского стола, и она должна с радостью вылизать ее добела, чтобы выразить ему свою благодарность. Если есть шанс снова стать его любимой собачкой, то она обязана воспользоваться им…
2
— Встать! Смирно!
Команда прозвучала как щелчок бича. Вадим даже не стал задумываться, с какой это стати он должен ее выполнять. Он подскочил со своего места как хорошо выдрессированный зверек. И только потом осознал, что команда «смирно» была самым обыкновенным фарсом. Один «дед» подал ее, чтобы потешить своего дружка, такого же старослужащего кретина…
Все бы ничего, но этим кретином оказался старый знакомый Вадима. В бытовку, где «духи» скопом приводили себя в порядок, развязной походкой вошел «дедушка» Стыкин, тот самый мордоворот, который вместе с офицером-«покупателем» сопровождал команду новобранцев от сборного пункта до воинской части. Это его приструнил офицер, когда он попытался осмеять Вадима. Это ему он пообещал устроить марш-бросок…
У Вадима не было никакого желания встречаться взглядом с этим весельчаком, и он отвел глаза в сторону. Но Стыкин уже заметил его.
— Вау! Какие люди!.. И без охраны, да?..
В строевую роту Вадим попал сразу после присяги. Второй батальон, третья рота, первый взвод… Уже вторую неделю он здесь, но со Стыкиным пересекся только сегодня. Дело в том, что у «дедушки» был отпуск, и он только что вернулся в часть. Сытый и самодовольный. Грудь колесом, тельник чуть ли не до пупа открыт, аксельбанты, значки…
— Без охраны… — злорадно ухмыльнулся Стыкин. — Или сам себе охрана, а?..
Он пытался отыграться на Вадиме еще в поезде, на пути к воинской части. Но тогда старший команды снова поставил его на место. А сейчас за Вадима заступиться было некому: офицеров в расположении роты нет. Ну а если бы и был сейчас ротный или взводный на месте, что с того? Присмирят Стыкина сейчас, так он ночью на Вадима наедет, где-нибудь в умывальнике… Сколько ни говори, что «дедовщины» в армии нет и быть не может, она все равно есть. В глубине души Вадим мог возмущаться сколько угодно. И он возмущался. Но эмоций не показывал. Уж лучше молчать и терпеть. И ждать, когда время исправит твой скотский статус…
— Ну чего молчишь?
Вадим молчал, но Стыкин не унимался.
— Что, очко жим-жим?..
Вадим пожал плечами. Пусть этот придурок думает, что угодно, лишь бы отстал.
