— Принеси мне сухую одежду, — попросил Арчеладзе кутасовского бойца, охраняющего офицера. — И что-нибудь выпить.
Едва тот скрылся за дверью, как гость встал, сдёрнул с головы пилотку, сказал негромко:
— Здравствуй, Гриф.
Это прозвучало, как пароль. Полковник содрал с себя мокрую от пота тельняшку, швырнул в угол.
— С кем имею честь?..
— Я Страга Земли Сияющей Власти, — представился офицер. — Карна благодарит тебя за службу, Гриф.
— Как я должен ответить? — со скрытой иронией спросил Арчеладзе. — Рад стараться? Или служу Будущему?
Тот понял его по-своему и ответ был неожиданный:
— Если ты хочешь получать деньги — нет проблем. Я готов выкупить каждого пленника по пятнадцать тысяч долларов. Получается хорошая сумма…
— Выкупить? — усмехнулся полковник — Это любопытно…
— Ну, заплатить за каждую голову, — поправился офицер. — Назови свою цену, Гриф.
— Скажи-ка мне, милейший, Страга — это что? Должность, звание? Я не разбираюсь в вашей иерархии.
— Считай, должность наместника, если можно так выразиться.
— Так вот, наместник Земли Сияющей Власти, — чётко выговаривая слова, произнёс Арчеладзе. — Я не служу за деньги и прошу не путать меня и моих людей с наёмниками.
— Я в этом не сомневался, — уверенно сказал он — Все, кто служат Будущему, служат ему за честь и совесть.
Полковник приблизился к нему вплотную, полуголый, руки в карманах.
— Как тебя зовут? Имя есть? Скажем так, мирское?
— Называй меня — Страга.
Это горделивое спокойствие пришельца покоробило Арчеладзе. Бессонница и усталость лишили его привычного равновесия и выдержки.
— Так вот… Страга, — мрачновато проговорил он. — Почему ты решил, что я служу вам? Насколько помню, ни присяги, ни клятвы я не давал, никаких контрактов не подписывал. И слова тоже не давал. Да будет тебе известно, я объявил личную войну Интернационалу и — всё. Личную войну, понимаешь? Другое дело, совпадают наши интересы. Но это может служить лишь для союзнических отношений. Тот человек, что указал мне на Балканы, не требовал никаких обязательств. Впрочем, как и подчинения. Я — вольный. Не просто свободный, прошу заметить, а именно вольный, и поступаю так, как считаю нужным. Но с благодарностью приму всякие ваши советы и рекомендации. И то лишь потому, что пока… не выработал собственной тактики борьбы. А у вас есть определённый опыт.
— По поводу тебя, Гриф, я получил особые инструкции, — вдруг признался Страга. — Мне нравится твоя позиция. Но как ты знаешь, нельзя войти в воду, не замочившись.
Боец принёс сухую одежду и фляжку. Пока длилась вынужденная пауза, Арчеладзе заметил, как гость начал волноваться, вероятно, спешил, присутствие постороннего раздражало его. Выпить водки он отказался.
— Мы проверили тебя в деле, — проводив бойца взглядом, продолжил он. — Ты достоин первой степени посвящения.
— Не пойму, это много или мало? — прикинулся полковник.
— Для вчерашнего изгоя — много, — жестковато определил Страга. — Но ты заслужил право называться теперь гоем. Да, это начальная степень. Однако самая главная.
— Теперь она обязывает быть в полном твоём подчинении?
— Совершенно верно, Гриф. И всякие твои действия отныне под моим полным контролем.
Арчеладзе вылил водку в горячий чай, обжигаясь, отхлебнул и стал одеваться.
— В таком случае… Страга, я вынужден отказаться от почётной степени, — заявил он между делом. — Не нужно меня посвящать ни во что. Мне больше нравится моё сегодняшнее состояние. Гой, изгой — это всё слова, условности, игра, а я — просто солдат.
— Ты уже посвящён. Отказаться невозможно.
— Почему? Мне дали звание генерала, например, но я его не принял. И степени твоей не принимаю.
— Гриф, ты же разумный человек…
— Вольный!.. Вольный я человек.
— Хорошо, давай отложим этот разговор, — предложил гость и посмотрел на часы. — Очень мало времени… Ну, показывай свой улов!
— Мой помощник покажет, — сказал полковник, намереваясь завалиться спать.
— В таком случае, прикажи ему…
— У нас не принято приказывать, — отмахнулся он. — Скажи Воробьёву, пусть сводит в камеру.
Проводив гостя, Арчеладзе рухнул на кровать, вялой рукой натянул на ноги солдатское одеяло — на большее не хватило сил. Последним всплеском реальности было воспоминание о незначительном эпизоде: один из археологов оказался совсем уж пожилым, лет под семьдесят, человеком, страдающим малоподвижностью суставов. И на марш-броске от деревни до голландской зоны начал отставать, а потом и вовсе падать. Положение складывалось критическое — либо пристрелить его, чтобы не сдерживал темп и скорость движения, либо нести на руках. Судя по возрасту, он был одним из ведущих специалистов «Арвоха», должно быть, многое знал, и потому Арчеладзе сначала загрузил его на плечи одному из пленных, здоровому и молодому малому. Через полкилометра и этот малый стал сдавать — старик оказался довольно тяжёлым, скорость заметно падала, и погоня могла настигнуть в любую минуту. Стрелять Арчеладзе не решился — ни одного ствола с глушителем. Вот бы когда пригодилась «Беретта» пойманного и отпущенного полицейского Мартина Кинга!..
Он достал нож, склонился над стариком, и в этот миг вспомнил старика Молодцова. Точнее, увидел его, лежащего в подъезде с перерезанным горлом. И остановилась рука.
— Давай я, — предложил Воробьёв, заметив нерешительность полковника. — Иначе не уйдём.
Арчеладзе видел во тьме только белки глаз жертвы и белеющие зубы в оскале: то ли страшился и понимал близость смерти, то ли улыбался…
И тогда он взял лезвие ножа пальцами, оставив острый его конец на два сантиметра, и ткнул старика в задницу. Тот подпрыгнул, как ужаленный, замотал головой — не убивайте! И ещё полкилометра шёл наравне с остальными. Но как только начинал ослабевать, Арчеладзе снова колол его и мгновенно придавал группе ускорение.
И вот теперь, засыпая, полковник видел, как он колет старика ножом, бьёт раз за разом, но археолог не встаёт. Навязчивая эта картина стала как бы прелюдией сна, когда ему пригрезилось, будто старик вскочил, выхватил нож и ударил Арчеладзе в плечо, потом — в сердце.
Он вскинул голову и увидел Воробьёва.
— Ты зарезал старика? — одурманенный сном, спросил полковник.
— Проснись, Никанорыч! — с нетерпеливым раздражением сказал «грибник». — Ты что за кадра ко мне послал?
— Какого «кадра»?
— Это я спрашиваю — какого!
Полковник потряс головой, отдышался, будто вынырнув из глубины.
