— Поэтому они пригнали на Сатву буровую установку.
— Вероятно, да… Но подземный ядерный взрыв на горе — крайняя мера кощеев. Они хотят сохранить здесь своё присутствие на бесконечный срок, и повышенная радиактивность — надёжная причина, прикрытие их секретных исследований на Сатве.
От упоминания о радиактивности Арчеладзе на какой-то миг ощутил дух Чернобыля и явственно увидел белый, пороховой налёт стронция…
— Я обещала прислать тебе Дару, — между тем продолжала Карна. — Сегодня она придёт. Без её помощи, Гриф, тебе будет трудно разыскать и ядерный заряд, и шефа «Арвоха» Рональда Бергмана. Из секретных служб кощеев идёт очень скудная информация, в их структуры весьма трудно проникнуть, у кощеев есть мощная защита. Люди Бергмана практически не имеют слабостей и пороков, за исключением одного. Поэтому, Гриф, ты должен использовать все возможности Дары, а я просила Стратига прислать самую талантливую.
— Мне как-то не пристало скрываться за женской спиной, — попробовал возразить Арчеладзе. — В моей группе есть специалисты…
— Таких нет! — отрезала она. — На языке твоей… прошлой службы это называлось «постельная разведка», владение искусством обольщения.
— Да, таких и в самом деле нет, — усмехнулся полковник.
— Кроме того, Дара всегда убережёт тебя от подобных неожиданных гостей, — Карна кивнула на дверь, за которой скрылся Наследник. — Юноши на реке Ура быстро взрослеют, им хочется… совершать подвиги, по молодости безрассудные… Знаю, Гриф, ты вольный гой. И потому даю тебе полную свободу. Но помни, над тобой нет обережного круга, а из гнезда в Президио взлетают самые хищные птицы.
Будто услышав её слова, из камеры, куда заперли осуждённых археологов, донёсся нечленораздельный рёв и клёкот, а затем шум драки. Один из бойцов приоткрыл дверь, машинально отпрянул, вытаращив глаза, и тут же захлопнул.
— Там!.. — вымолвил он, шалея, и больше не мог произнести ни слова.
Арчеладзе заглянул в камеру: по полу катался сплетённый клубок волосатых человекоподобных существ, внешне напоминающих несчастного Зямщица. Разве что из этих изливалась неуправляемая, дикая агрессия — зверинные взоры, разинутые пасти…
Шерсть летала в воздухе вместе с визгом, рыком и воплями.
— Я вернула их в прежнее состояние, — спокойно констатировала Карна из-за спины полковника. — В их естественное состояние, обусловленное студнеобразным мозгом. Такими они появились на Земле, когда в небе сияла Астра и не было ночи.
Арчеладзе не нашёл, что сказать, затворил дверь: для одного дня было слишком много впечатлений…
— Это нелюди, — продолжала она. — Это о них писал Дарвин… Впрочем, Авега принесёт эти Знания. Не мой урок — давать тебе соль. Через три дня ты избавишься от них. Место определено — пусть живут в Гималаях.
Карна сдёрнула ремешок с волос, раскинула их по плечам и медленно удалилась, увлекая за собой все мысли и чувства полковника.
В тот же день, объявленный днём отдыха, она явилась к нему во сне. Будто вошла не через дверь, а стену комнаты, на которой когда-то висела картина и остался невыцветший прямоугольный след на обоях. И вот этот след открылся, а в нём возникла такая знакомая и такая желанная фигура, что Арчеладзе узнал её по одному движению бедра переступающей «порог» ноги, даже не видя ни лица, ни рук. Но когда целиком выступила из стены, он поразился тому, как она похожа на Карну: такой же плащ, разве что вишнёвого цвета, и волосы такие же светлые рассыпаны по плечам, и взгляд яркий, решительный, без всяких полутонов.
— Капитолина, — промолвил он, и во сне помня, что нельзя произносить это имя вслух.
— Я — Дара! Ура! — сказала она, вскидывая руку. — Здравствуй, Гриф!
Полковник засмеялся, уже не контролируя себя спящего.
— Дара? Почему — Дара?.. Ах да, ты, наверное, хотела сказать подарок! Дар моей судьбы!
— Нет, Гриф, я — Дара, — с достоинством проговорила она, не проявляя никаких привычных знаков ласки.
— Понимаю! — ещё радостней засмеялся он. — Это по документам прикрытия?.. Всё, спектакль окончен! Ты, можно сказать, дома. Говори открыто и смело… И иди ко мне! Почему ты не бросаешься мне на шею?
— Гриф, это не сон, — тоном Карны промолвила она. — Я получила урок и пришла к тебе служить.
В тот же миг Капитолина материализовалась из сна, и Арчеладзе наконец увидел, что это явление — реальность.
— Ка-пи-то-ли-на, — по слогам произнёс он.
— Забудь это имя, — посоветовала она, расстёгивая на плече большую серебряную пряжку. — Впрочем… как скажешь. Если нравится, зови меня так.
— Капа!
— Можно и так…
Полковник рывком сбросил себя с кровати и несколько секунд стоял в нелепом виде, забыв, что перед сном натянул на себя коротковатое и застиранное солдатское бельё — рубаху и кальсоны. Опомнившись, он потянул с табурета аккуратно сложенный камуфляж, однако замер с ним в руках.
— Ты — Дара? Это ты и есть Дара?!
— Да, Гриф, — с военной чёткостью сказала Капитолина, повесила плащ и села на стул, вытянув ноги. — В этом доме есть… душ или ванна? Не привыкла ходить по горам.
— Это ты — самая талантливая? — словно заговорённый, продолжал Арчеладзе.
— Стратиг отметил именно так. И назвал самой талантливой.
— И снова… прислал ко мне?
— И снова прислал к тебе, — без всякого смущения повторила она.
Полковник сел на загремевшую пружинами кровать, бездумно помял в руках брюки. Из заднего кармана вывалился пистолет ПСМ, однако поднять его уже не было сил в тот момент.
— Я спросила, здесь есть душ? — напомнила Капитолина.
— Уходи, — выдавил Арчеладзе, чувствуя, как вызревает в душе и поднимается чёрным столбом смерч безрассудного гнева.
— Я получила урок Стратига, — словно послушный и преданный солдат, заявила она. — Буду служить тебе, исполнять всякую твою волю, Гриф. Хранить Землю Сияющей Власти — честь для всякого гоя.
— Убирайся отсюда! — вырвался вихрь из гортани.
— Если я не устраиваю тебя как Дара — скажи об этом Стратигу.
Арчеладзе задавил в себе столб гнева, упрятал его чуть ниже адамова яблока — именно здесь клокотала буря. Но голова при этом оставалась ясной и мысль — как осколок льда.
Он неторопливо и спокойно оделся, правда, дважды попадал ногой в одну штанину — это из-за роста, и раньше бывало, — зачем-то взял со стола сухарь, хотел погрызть — твёрдый. Сунул в карман и вышел на улицу. Был вечер, проглянувшее первый раз за день солнце падало за гору Сатву, возжигая над ней красный ореол пожара. В памяти остался какой-то пункт, связанный с заходом солнца, а какой именно, не мог вспомнить, пока не увидел разрушенный и обгоревший от последнего авианалёта коттедж. Ступая механически, он прохрустел головнями и битым стеклом, спустился в подвал. Боец-охранник вскочил, доложил коротко и ёмко:
