— Ничего, до свадьбы заживёт! — сказал Арчеладзе по-русски.
Он опять не понял.
Спину жгло от огня, палило обожжённые места, а по груди и ногам пробегала дрожь. Заря дотаяла и в воздухе вместе с искрами засверкали снежинки, округлые, как зёрна, и называемые в России крупой.
— Я видел тебя на фотографии, — неожиданно заявил пехотинец. — Точнее, фоторобот, составленный по описанию моего подчинённого. Очень похожий фоторобот.
— Так-так! — заинтересовавшись, начал было по-русски Арчеладзе и перешёл на английский. — Где ты меня видел? Кто показывал фоторобот?
— Мой шеф. Мой новый шеф.
— Минуту, парень, а ты кто? — полковник дотянулся рукой до погончика на плече и сгрёб липкую грязь. — О, да ты целый подполковник!
— Я командовал экспедиционным батальоном морских пехотинцев, — без всякой утайки сообщил он. — В составе миротворческих сил.
— Какая встреча! — куражась, воскликнул Арчеладзе. — Это твой батальон охраняет зону два нуля девятнадцать?
Подполковник вскинул брови и потянул длинную паузу, верно, вспомнив, с кем сидит и говорит на дороге.
— Да, это ты охраняешь! Теперь всё ясно!.. Только не понятно, что же ты прыгаешь с камней? Командир батальона, охрана сверхсекретного объекта… И прыгает!
— Я опаздывал на самолёт.
— Прыгнул и всё равно опоздал!
— Потому что машина подорвалась на мине. Я с трудом выполз из кабины, небольшая контузия…
— Нет, парень, ты действительно болен, — заключил Арчеладзе. — Я представлял себе американскую морскую пехоту эдакими крутыми парнями, а ты какой-то… Как в штаны навалил. Нет, дерёшься ты хорошо, но послушаешь твои речи…
— До Боснии я был крутым парнем, — с тоской признался он. — А здесь происходят… необъяснимые события.
— Это правда, — серьёзно согласился полковник. — Необъяснимых событий здесь достаточно, чтобы крыша поехала. Например, берут вполне нормального человека, натягивают на голову обруч, натирают каким-то раствором и человек быстро звереет, обрастает шерстью. Не встречал такого?
— Нет, такого не встречал. Но на моих глазах… человек сошёл с ума. Мой капрал. Он увидел ангела над собой. А потом внезапно потерпели катастрофу два вертолёта. Оба пилота бросили управление и стали читать молитву.
— А у меня катастрофа хуже, — проговорил Арчеладзе. — Боготворил женщину, а она оказалась… Ну, в общем, такая тварь!
— Это не катастрофа!
— Да, разумеется, в твоём возрасте — не катастрофа. А в моём…
Он не слушал, толковал своё:
— В этой горе что-то есть! Потому что на ней жил Христос! Сначала в шалаше, потом в маленьком домике… Почему с этой горы Господь слышит молитвы? И кто умеет молиться, может обратиться к Богу напрямую, без священника.
— Да, брат, плохи твои дела, — по-русски сказал полковник.
— Что?.. Ты знаешь, да? Ты знаешь, в чём состоит тайна горы?
— Нет, не знаю.
— Ты должен знать! Ты же русский! Славянин!
— Это вовсе не обязательно.
— Скажи мне! — подполковник забылся и стёр грязной рукой кровь с головы. — Я убедился, русские владеют способностью… коллективного мышления. В определённых ситуациях у них срабатывает генная память, и они вспоминают то, чего не могли знать, что не приобретали в учебных тренировках. А Густав Кальт сказал: вы не рабы Божьи, а внуки! Родственники, и потому вам много позволяется!
— Не знаю я Густава Кальта, но, по-моему, он загнул, — усмехнулся Арчеладзе. — Я, например, не чувствую себя ни рабом, ни внуком. Зато я другое знаю.
— Что ты знаешь?
— А то, что эта война на Балканах развязана с единственной целью — ввести сюда войска ООН, то есть ваши, американские, и захватить гору Сатву, оккупировать Землю Сияющей Власти. Потому что кто ею владеет, может претендовать на владение всем миром.
— Это политика! Она мне не интересна!
— Ну да, политика тебе неинтересна, но в Боснию ты пришёл!
— Получил приказ. Я офицер… — он вдруг спохватился, придвинулся ближе. — Ответь мне, а кто ты? Ты ещё не сказал о себе ни слова!
— Я?.. Да я просто вольный казак!
— Казак?.. Значит, ты не русский?
— Почему же? Казаки тоже русские!
— Ты наёмник, да? Ты воевал на сербской стороне?
— Говорю же, я казак вольный. То есть никому не подчиняюсь и воюю за собственные… интересы.
— Мне это непонятно, — разочаровался подполковник и приуныл. — Хочешь сказать, свободный человек?
— Да нет, — вольный, вольный, — сказал он по-русски, — понимаешь?.. В английском даже нет такого слова… Свобода — это состояние приобретённое. Её дают или получают. Все, кто считают себя свободными, раньше были рабами. А воля — качество изначальное. Её нельзя дать или отнять. Это воля, состояние духа!
— Ты напоминаешь мне Густава Кальта. Он тоже говорит всегда как-то непонятно… Значит, вы всё-таки внуки Бога?
— Что ты опять заладил? Неужели это так важно?
Подполковник обернулся всем корпусом, заговорил отрывисто:
— Это самый важный вопрос! Который мне предстоит решить. Для себя! Кто я?.. Америка — свободная страна. И всё равно я ощущаю постоянную зависимость и несвободу. А если воля — состояние духа, это мне нравится! Возможно, оттого, что я немного русский?
— Ты — русский? Да ты янки до мозга костей!
— Так считаешь?.. Неужели во мне ничего не осталось?
— От чего?
— Моя бабушка — русская.
Арчеладзе встал и засмеялся.
— Чего же ты молчал-то? Тьфу!.. Первая волна эмиграции?
— Да, мой прадед был русским офицером.
— Слушай, а какого хрена мы тут сидим, на дороге? — спохватился полковник. — Бензин догорает, сейчас такого дуба врежем. Пошли куда-нибудь в тепло? Всё равно, ты на самолёт опоздал, а я… Где ближайшая деревня?
— Две мили назад… Только там сербы.
— Это же наши, православные! Постучим — пустят. Они русских любят. Вставай!
Подполковник поднялся на ноги. Арчеладзе заметил в его глазах нездоровый печальный блеск, как у больного, долго прикованного к постели.
— Языка ты совсем не знаешь?
— Несколько слов… Хлеб, вода, вечерний звон.
— Вечерний звон?.. Интересно! Тогда давай споём. Вид у тебя ужасный. А когда на душе тяжело, лучше всего петь. Давай за мной: «Вечерний звон. Вечерний звон! Как много дум наводит он…»
