Поскольку Воробьёв исполнял обязанности заместителя Арчеладзе — конечно, всё это условно! — «каскадёр» поднял свою гвардию по стойке «смирно» и сделал попытку рапортовать.
— Да кончай ты! — ругнулся тот. — Разговор есть! Пошли!
Они уединились во дворе коттеджа-казармы. Начинался густой снегопад и тельняшка Воробьёва промокала на глазах.
— Где Никанорыч? — спросил он, не чуя холода.
— А что ты у меня спрашиваешь? — выпучил свои бельма Кутасов. — Вы с ним вместе там…
— Его нет. Исчез, я спал и не видел, когда.
— Куда он исчезнет? В одиночку?..
— Сбежал!
— Ты что молотишь? Володя?..
— Сейчас он на дороге, дерётся с каким-то мужиком. Оба горят, как факелы…
— Что ты несёшь?..
— Это не я несу! — отрезал Воробьёв. — Это несёт женщина, которая оказалась в его комнате. Ты её должен знать, машинистка Капа.
— Капа? Ну, знаю, видел… Откуда она здесь?
Кутасов не был так близок к Арчеладзе и потому многого не знал.
— Появилась! Захожу — она там хозяйничает, а Никанорыча нет. У меня подозрение — она сумасшедшая. Или… хрен знает что! Называет себя Дарой!
— А это что такое?
— Ну, есть такие женщины, — вдруг замялся Воробьёв, не зная, как объяснить, чтобы самого-то не приняли за больного. — Одна такая вела нас с Никанорычем через зону, мимо патруля и охраны, по минным полям…
— По минным полям?!.. Так я тоже видел, как по минным полям шла женщина!
— Слава Богу!.. Так вот это и есть Дары!
— Вот это трюки! — оценил «каскадёр». — Так что, эта машинистка — она и есть?
— Не знаю! Ум за разум!.. Но Арчеладзе нет! И вокруг нигде не видать.
— Сейчас я мужиков подниму!
— Погоди!.. Может, объявится, — остановил Воробьёв. — Подождём час-другой. Дело в том, что у Никанорыча с этой… машинисточкой был роман.
— О! — воскликнул Кутасов. — Так она к нему…
— А как? Через границы? Через зоны? Как?
— Любовь, она ни страху, ни границ не знает.
— Фигня!.. Может, и правда — Дара?
— Тогда почему ушёл Арчеладзе? Если Дары — на нашей стороне?
— У меня крыша едет.
— В любом случае играю тревогу, — заявил «каскадёр». — Не хватало потерять Арчеладзе! Потеряем, а дальше что? Куда?..
— Играй! — позволил Воробьёв. — А мне придётся с… Капитолиной тут. Если что, я её в подвал запру. Нет, здесь что-то не так! Авантюра! Или… операция службы безопасности «Арвоха».
— Что с пленными делать? Они же сидят, мать их… И мы сидим, как на бочке с порохом! Может, отведём под горку, там старый колодец есть…
— Ты что?.. Никанорыч самого в колодец спустит.
— Но их ведь ищут! И найдут. Нам тут не сладко будет…
— Посади их в трофейный бронетранспортёр, заложи радиоуправляемую мину и на ночь вывези в лес. Чтоб всегда на колёсах были…
— Понял! — развеселился «каскадёр», которого хлебом не корми, только поставь какую-нибудь задачу с прибабахом. — И прочешем окрестности, дороги. Заодно посмотрим, не рыщут ли «духи мёртвых».
Прежде чем вернуться в свой коттедж, Воробьёв помялся на улице, продумывая линию поведения с Капитолиной, отработал основные положения и после этого толкнул дверь. Холод, наконец, достал самого нутра, и его поколачивало. Прыгающей походкой он хотел проскочить в свою комнату, но в коридор выглянула Капитолина.
— Ужин готов, Воробей! Я жду тебя!
Внезапная фамильярность его покоробила — он с детства не терпел своей фамилии из-за постоянного прозвища, — но тут сделал вид, что ничего не заметил.
— О, прекрасная Дара! Подавай скорее на стол!
— Что это с тобой? — между тем насторожилась она.
— Что? На улице снег, промок…
— Я не об этом. Отчего ты стал лукавить?
— Лукавить?.. Это от голода!
— Смотри, Воробей, — она погрозила пальчиком. — При мне будь таким, какой есть. Иначе не стану кормить.
— Почему — Воробей? — обиделся он.
— Потому что похож. И совсем нет оснований обижаться! Я тебе даю гордое прозвище!
— Гриф — гордое прозвище.
— А врабий, как называли эту птицу в древности? — засмеялась Капитолина и стала читать наизусть: — «Запоёт врабий — и взойдёт солнце, заверещит врабий — час полуденного гимна возвестит, а во след ему всякий гой руки воздымет, дабы источилась благодать в его сущность, но заплачет врабий, и мы слезой умоемся, ибо замирает в час ночной живая и неживая материя…»
— Это про меня? — усаживаясь за стол со странным чувством нереальности, спросил Воробьёв.
— Это про птицу, живущую исключительно по движению солнца, — пояснила Капитолина, украшая зеленью блюдо с чем-то дразняще-вкусным. — Знающим её язык не требуются часы. Птица, отбивающая время.
Он взял вилку, занёс, чтобы ковырнуть содержимое большой тарелки, и не успел: в комнату ворвался Кутасов.
— Володя!.. Выйдем, разговор есть!
Глаза его рыскали по сторонам, но видели лишь женщину в комнате.
— Что там? — привстал Воробьёв.
— Он пришёл сказать, что пленных в подвале нет, — спокойно сообщила Капитолина. — И что охранники несут полный бред и, видимо, с сильного похмелья.
Теперь они оба неприкрыто уставились на женщину, ожидая продолжения, чтобы принять какое-то решение или хотя бы что-то понять.
— Но всё в порядке, — после паузы сказала она. — Охранники были трезвыми, а пленных выпустил Гриф. Садись и ты, витязь. Я знала, что придёшь, и сготовила на троих.
Они насторожённо и мрачно переглянулись, после чего Воробьёв положил вилку и встал.
— Вот что… Капитолина! Я вынужден тебя пока… изолировать.
— В подвал? — спросила она с готовностью.
— Придёт Арчеладзе — пусть разбирается!
— Резонно. Жаль только, готовила, готовила, а вы есть не стали.
— Иди вперёд.
— Можно, я возьму плащ, Воробей? — попросила она. — Там холодно.
Он сам подал ей суконный плащ с серебряной пряжкой на плече, проверил содержимое сумочки — женские безделушки. В том, как она безропотно повиновалась, Воробьёв почувствовал новый подвох и засомневался, правильно ли он делает, засаживая Капитолину в камеру-одиночку, где сидел некий Страга, также исчезнувший с пленными.
