Они снова оказались на улице. Старик обошёл избу и полез в гору по глубокому снегу, кряхтел, сопел и, наконец, достиг засыпанной снегом ямы.
— Два дня не почистил — завалило! — соврал он. — То метель, то солнце… Значит, это твоё укрытие. Оборонять тебе следует во-он тот перевал. Видишь седловину?.. А продержаться нужно всего двадцать минут, до подхода основных сил. Но чтобы ни одна тварь не проскочила ни по земле, ни по воздуху.
— Чем же я стану обороняться? — недоуменно спросил Афанасьев.
— Сейчас покажу! — он открыл коробку, напялил на голову наушники радиостанции и взял в руки пульт, напоминающий телевизионный, только размером побольше. — Сиди и слушай команду. Управление простое, на дураков. Гляди, нажимаешь эту кнопку и ждёшь всего десять секунд.
Огромный, заснеженный камень на берегу реки неожиданно легко и плавно отъехал в сторону, не стряхнув ни снежинки. Откуда-то из-под него поднялся тёмный угловатый куб — послышалось лишь лёгкое жужжание.
— Установка залпового огня «Прима», — тоном гида сообщил старик. — Сорок стволов с ракетами. Всё уже наведено на цели. Получаешь команду — давишь красную кнопку. Это по наземным целям. А по воздушным совсем просто.
На другом берегу реки в склоне горы образовалась тёмная дыра, откуда появилась платформа с ракетами и пушками. Покрутилась вокруг своей оси, шевельнулась вверх, вниз и уставилась на восток.
— Зенитно-ракетный комплекс, сам следит за целями. Полное самонаведение. Называется — включил и забыл. Четыре ракеты — в боевом положении, ещё четыре штуки в запасе, но зарядка автоматическая. На двадцать минут хватит.
Продемонстрировав технику, Пётр Григорьевич вернул всё в исходное состояние и вдруг загоревал.
— Только смотрю телевизор, а у наших военных лётчиков керосину нет. Если через двадцать минут не прилетят на подмогу — чем обороняться?
— Там, у них, — Иван Сергеевич показал на восток, — другое оружие. Поставят укол, и не надо ни самолётов, ни ракет…
— Это уже не по нашей части! — прервал его старик. — Драге положено защищать Пути. А они попрут с востока только этим путём, другого у них нет… Ладно, вроде всё сдал. Пошли, выпьем на посошок, и оставайся лавка с товаром!
В доме, не раздеваясь, Пётр Григорьевич налил два стакана медовухи, один подал Афанасьеву.
— Если бы не жали с двух сторон, тут жить можно! Вот придёт весна, зажужжат пчёлки, полетят по цветам собирать нектар… И ты, как пчёлка, взлетишь над горами, посмотришь — до чего же земля красивая! Эх!..
Они выпили, присели у порога.
— Куда же ты теперь? — спросил Иван Сергеевич.
— Ещё и не знаю… То ли на Алтай, то ли в Африку. Что-то на букву А… Да это не важно, куда, дорог на земле хватает. Не забудь весной птиц встретить, когда на север полетят. Посади, покорми, на повети зерно заготовлено. Потом «тарелочники» пойдут в горы, — встреть, после них туристы, альпинисты, спелеологи, затем «снежные человеки» — это которые в горах снежных людей ищут… Но главное, — он подхватил котомку и пошёл на улицу, — не забывай прорубь долбить!
Он встал на лыжи, вскинул руку и, оттолкнувшись, покатил вниз по дороге. Иван Сергеевич остался стоять на крыльце, совершенно один среди бескрайней белизны снегов.
— Долби, не забывай! — издалека крикнул старик. — Через прорубь к тебе Мамонт придёт! Вынырнет, как новорождённый из купели! Слышишь? Вещий Гой! Только он знает будущее!
Снег заклубился, вздымаемый лыжами с метельных застругов, скрыл старика, и скоро в ушах вместо шороха лыж стал слышен ритмичный шорох крови…
Он не просто ежечасно раздалбливал лёд — не давал ему образовываться, выбрасывал из воды игольчатые кристаллы, затягивающие прорубь. Он грел под мышками замёрзшие руки, пересиливая ломоту в пальцах, и снова черпал битое стекло нарождающегося льда. Иногда в морозные ночи Иван Сергеевич не уходил с реки до восхода солнца, и днём, когда теплело, забирался на печь и засыпал ненадолго, без всяких сновидений. Затем вскакивал, запускал движок электростанции и принимался за работу в аккумуляторном цехе. Почти через день на полке с осевшими батареями появлялось до десятка новых, и наоборот, исчезали заряженные. Кто-то незримый приходил на пасеку, вероятно, в те часы, когда Иван Сергеевич спал. Он догадывался, откуда могли приходить, но лишь однажды заметил выплеснувшуюся из проруби на лёд лужицу и часть рубчатого следа, возможно, оставленного бахилой гидрокостюма.
И уже не догадывался, а знал, что охраняет путь, ведущий в пещеры к «сокровищам Вар-Вар».
Он каждый день ждал Мамонта, однако миновал март, затем апрель — Вещий Гой так и не появился. Как-то ночью Иван Сергеевич услышал на улице сильный треск и скрежет, и когда выскочил на улицу, то сразу увидел, что прорубь долбить больше не надо: мелкая, узкая речка превратилась в бурный поток, ворочающий огромные камни. Но теперь появилась другая забота — пришла пора вытаскивать пчёл из омшаника.
Замысел мудрой Надежды Васильевны прочитывался с самого начала этой скитнической жизни: она хотела погрузить его в обстановку полного одиночества и нескончаемых хлопот, которые бы постепенно избавили его от страха психологической зависимости. Круг новых забот и обязанностей в самом деле поначалу отвлекал Ивана Сергеевича от прошлого, думать и сосредоточиваться на своих болячках не оставалось времени. Он полностью избавился от навязчивых сновидений и спать ложился без прежнего самоконтроля, лишь часто с опаской смотрел в сторону востока. Где-то там, за перевалом, на сибирской стороне Урала находился Хамара….
В своих проповедях Тойё называл его — Охотник за Будущим. Жрец никогда не показывался на глаза никому, и даже сам «император» признавался, что встречается с ним редко, что видеть его — большая честь для всякого человека. Между тем в России создавались десятки сект последователей Хамары, называвших себя «детьми Татхагата». Это был синтез трёх религий — буддизма, христианства и иудаизма, — объявленный ими истинным учением. Существовала многоступенчатая иерархия, продвижение в которой обусловливалось уровнем достигнутого совершенства. Секты «детей Татхагаты» были некими подготовительными классами, в которых отбирались кандидаты для дальнейшего восхождения на Гору Совершенства.
А сама Гора Совершенства находилась где-то на Балканах.
Тойё утверждал, что Хамара имеет сакральный облик и простым смертным, не достигшим тридцать третьего уровня Совершенства, видеть Охотника за Будущим опасно, поскольку мгновенно наступает слепота. Иван Сергеевич, как человек реалистичный и лишённый мистического воображения, во все эти проповеди не верил даже находясь под воздействием препарата. Ещё будучи в здравом рассудке и памяти, он определил «истинное учение» как прикрытие некой главной цели, с которой охотники Дальнего Востока пришли на Урал. Впрочем, и Тойё, убедившись, что ключа к Афанасьеву таким способом не найти, скоро отказался от проповедей и приблизил его, открыв истинный замысел — создание Союза между Севером и Дальним Востоком.
