Тимофей промолчал. Он не хотел жить на гемодиализе в очереди на пересадку почки.
Он понимал, что менты неспроста обходятся с ним так грубо. Наверняка получили особое распоряжение насчет него. И это наводило на печальные размышления.
Глава 21
Сеча была жестокой. Тимофей потерял всех своих гридней, сам был изрезан мечами и поколот стрелами. И все же он держался на ногах, отражая натиск озверевшего, но вместе с тем и ослабевшего врага.
Все-таки смог он сбить вал вражеской атаки. Но Зимовец отвел свое поредевшее войско на исходные рубежи.
– Сдавайся! – издали прокричал он. – Или стрелами побьем!
Тимофей горько усмехнулся. Зимовец уже пытался посечь его стрелами. Но луки у его вояк слабые, наконечники стрел очень легко тупятся при ударе о броню. И пять гридней, сбившись в плотную груду, выдержали обстрел, а затем и пешую атаку. Но сейчас Тимофей остался один. Сейчас даже хлипкие стрелы представляли для него смертельную опасность...
Но как только над ухом просвистела первая стрела, со стороны Подостова послышался топот копыт. Из глубин сумрачной пелены вынырнули головы коней, за ними обозначились силуэты дружинников с копьями на изготовку. Тимофей решил, что это пришла помощь.
И действительно, разбойники бросились врассыпную. Часть конницы бросилась преследовать беглецов, а часть подступила к Тимофею. Он стоял, опершись о воткнутый в землю меч, и смотрел на латников, но никого не узнавал.
Только один лик показался ему знакомым. Широкоплечий богатырь в тяжелой многослойной кольчуге смотрел на него хмуро, исподлобья.
– Голован? – теряя последние силы, спросил Тимофей.
Да, это был он, воевода великого рязанского князя. С ним Тимофей в свое время собирался идти походом на Антипа. И пошел бы, если бы не завернули его войско обратно в Заболонь...
– Взять его! – грозным властным голосом распорядился воевода.
И сразу несколько человек спрыгнули с коней и повалили Тимофея наземь. Все произошло так быстро, что он не успел даже вытащить меч из земли. Да и сил у него на это уже не было.
Голован спешился, подошел к распятому на земле Тимофею. Злорадно усмехнулся.
– Ну вот и все, отбегался ты, Орлик!
– Что же ты творишь, воевода?
– Это земли рязанского князя, Орлик. А ты ходишь по ним, как по своим...
– Я захватил эти земли... Ты бы мог захватить их вместе со мной, если бы Глеб тогда не отказался...
– Трудности тогда были. Зато сейчас трудности у тебя. Большие трудности...
– Откуда ты узнал, что я здесь?
– Тебе уже все равно. Недолго тебе осталось...
– С Зимовцом в сговоре был?
– Может, и был... Но ему тоже уже все равно. Найдут его, снимут голову с плеч. Не будет Подостов его землей. Великий рязанский князь всему голова. И Заболонь под него ляжет, и все другие твои земли...
– Не знал, что у Глеба вероломство в большой цене.
– На Глеба не греши. Глеб тебе смерти не желает. А я желаю. Кончать с тобой надо. Тогда и дышать легче станет...
– Что ж, твоя взяла.
– Вот и я о том же говорю!.. Убейте...
Голован не договорил. Кто-то с силой толкнул его в спину так, что он едва удержался на ногах. Сначала Тимофей услышал знакомый женский голос.
– Ты не посмеешь!
Затем увидел и Ладу. Она отчаянно колотила Голована в грудь своими маленькими кулаками, но тот лишь улыбался, с обожанием глядя на нее. Даже не пытался ее остановить.
– Ты обещал, обещал! – неистовствовала Лада. – Что ты за герой такой, если слово свое не держишь?
– Ладно, ладно, краса моя!
Голован сначала поймал ее за одну руку, затем за вторую. Сначала прижал к себе, затем отстранил и чмокнул в щеку.
Затем перевел взгляд на Тимофея.
– Повезло тебе, супостат. Баба своим подолом закрыла... Вяжите его!
Тимофея связали веревками, но Лада снова набросилась на Голована.
– Он кровью изойдет! Не довезешь ты его до Рязани!
Тимофей подозрительно косился на нее. Мало того, что она непонятно каким образом оказалась здесь, так она еще знает, куда его могут повезти.
– На то воля Божья! – равнодушно пожал плечами Голован.
– Нельзя так! Он ранен! Ты должен помочь ему!.. Если этого не сделаешь ты, это сделаю я!
Лада подалась было к Тимофею, но воевода поймал ее за руку, притянул к себе.
– Помогут Орлику. А ты не рвись к нему, не по нраву это мне...
Он увел Ладу, а спустя какое-то время к Тимофею подступил лекарь. Прямо на месте он снял с него путы, избавил от кольчуги, ножом располосовал рубаху, чтобы затем перетянуть раны. Но сначала он должен был вытащить застрявшие в шее и ноге наконечники стрел. Поэтому снова взялся за нож...
От боли, но больше от слабости Тимофей потерял сознание. Очнулся, когда лекарь перетягивал ему раны, но тут же снова провалился в забытье. Он смутно помнил, как его перебрасывали через лошадь, как везли по ночной дороге.
Уже было светло, когда его привезли в Рязань, сбросили на землю в пыль княжеского двора. Вышедший к нему Глеб был остановлен воеводой Голованом, они долго о чем-то говорили, и в конце концов Тимофей остался без княжеского благоволения. Ни словом не перемолвился с ним Глеб, отправился обратно в свои палаты, а Тимофея взяли за ноги и отволокли на тюремный двор, где сбросили в глубокую яму.
Как человеку знатному, ему оказали честь. Яма была совсем свежей, он стал первым узником в ней. Не было здесь зловонных испражнений, и дно не устилали кости сгнивших здесь преступников. Пол простелен сеном, стены на сажень вверх обнесены вербовой плетенкой. Но это было единственное, что могло бы порадовать Тимофея. А в остальном – полная безнадежность. Не захотел говорить с ним рязанский князь, обрек на тюремное затворничество. Если будут кормить, хорошо, если нет, все равно не протянет он долго. Раны загноятся, кровь вспыхнет убивающим огнем... И эта яма станет для него могилой...
Шло время. Кормили его плохо – бросят кусок хлеба на весь день, спустят на веревке кувшин с водой, вот и вся радость. Тимофей чувствовал, что его здоровье идет на поправку. Но это его не радовало. Он не знал, что творится в его вотчинах, лишь представлял, как войско Голована ставит под себя его города – где силой слова, где силой огня и меча. А может, все уже закончено. Может, его владения уже отошли под пяту великого рязанского князя...
Однажды ночью стража убрала дощатый заслон над его головой.
– Может, все-таки одумаешься? – донесся до него приглушенный незнакомый мужской голос.
– Нет, все решено...
