– Крепко. А может, и не очень... Кто ее искать будет, если всех разогнали...
– Конотопа можно озадачить.
– Было бы неплохо.
– Хорошо, я маляву пошлю. Он эту суку из-под земли достанет... Если сможет...
– Век не забуду.
– Тут не только твой интерес. Тут и наш интерес. Ментов надолго не хватит. Сдохнут они рано или поздно. В Заболонь тебе надо, тему свою на рельсы ставить.
– Да хоть сейчас.
– Сейчас не выйдет, а позже – глядишь, найдут суку ментовскую. На волю выйдешь, все сделай, чтобы город под себя взять.
– Само собой.
– Это наш тебе воровской наказ...
– Ясно.
– И чтобы исправно отстегивал, – пристально глянул на Тимофея вор.
– А разве... – начал было Тимофей, но тот его перебил.
– Не разве. Раньше ты с барского плеча на «общак» сбрасывал. А теперь сполна будешь отстегивать, четвертую часть как с куста...
Тимофей согласно кивнул. Он готов был отдавать ворам половину от прибыли, лишь бы те помогли ему отбить у ментов город.
– Ну, значит, договорились, – благодушно улыбнулся вор.
И протянул Тимофею руку. Этим он заключил с ним договор и дал понять, что разговор закончен.
Глава 26
Дощатый заслон над головой с шумом отошел в сторону. Тимофей был настолько слаб, что не мог поднять голову, чтобы глянуть вверх. Да и что он там мог увидеть? Сейчас бросят пару жменей прошлогоднего зерна, на этом все и закончится. Надо потом будет ползать по дну ямы, искать и склевывать зернышки. Занятие очень трудное, поскольку не осталось в нем для этого сил...
Он давно сбился со счета. Не знал, какое число на дворе. Знал, что прошла зима, весна, наступило лето. И все это время он провел в своей яме.
Был бы медведем, впал бы в спячку на зиму. Но он был человеком, притом разутым и холодным. Никто не позаботился о том, чтобы хоть как-то оградить его от холода. В сене пытался от него спастись. Но тщетно. Серьезно пострадал от морозов, и не совсем понятно, каким чудом выжил. Ведь сто раз насмерть замерзнуть мог. Или от голода подохнуть... По весне у него стали выпадать зубы. Природа оживала, а он умирал от слабости.
Но все же он дотянул до лета. Хотя оно и не принесло особого облегчения. Холод и сырость ушли, а голод остался. И настолько он был слаб, что не было желания жить...
– Здесь кто? – властно и жестко спросил чей-то незнакомый голос.
– Князь Орлик, – отозвался надсмотрщик.
– Орлик?!.. Разве он еще жив?
– Пока да.
– Давай, наверх подымай.
– Он сам не сможет.
– Я сказал, подымай!
Надсмотрщику пришлось самому спускаться в яму к Тимофею. Нужно было видеть, с каким отвращением он ступал по загаженному полу, с каким презрением смотрел на исхудавшего и запущенного до безобразия пленника. Тимофей и сам догадывался, сколь убогое зрелище он представляет. И даже сомневался в том, что он похож на человека.
Надсмотрщику так не хотелось мараться о пленника, что он крикнул наверх:
– Издох Орлик!
У Тимофея даже не было сил, чтобы криком подать о себе знать. Но когда он услышал «Подымай!» из уст надсмотрщика, злость вскипела в нем, и силы вдруг откуда-то появились. С трудом, но он сумел оторвать свое тело от земли и прыгнуть на нерадивого служаку. Мертвой хваткой вцепился в его ногу.
А наверху тянули уже за веревку. Отощавший пленник весил совсем немного, раза в два меньше, чем надсмотрщик. Поэтому его приятели без особых усилий вытащили наверх их обоих.
Отцепившись от надсмотрщика, Тимофей лег на спину, раскинул в стороны руки. Земля такая горячая, над головой непривычно светлое небо, жаркое солнце светит так ослепительно, что больно глазам.
– А ты говоришь, издох, – сказал незнакомый голос.
Тимофей попытался разглядеть подошедшего к нему человека, но отвыкшие от дневного света глаза не хотели смотреть на него, сами по себе закрывались... Да и зачем ему на кого-то смотреть, если все равно добром эта встреча не закончится.
Лада предала его. Но она же даровала ему надежду, которой он жил всю зиму. Умерла эта надежда, и он умирал вместе с ней. Сейчас вражья морда глянет на него и распорядится сбросить обратно в яму. Может, разобьется насмерть в падении? Себе во благо...
– Давно он здесь?
Он ощущал отвращение, которое испытывал вельможный человек, глядя на него.
– С осени.
– Не кормили, поди.
– Ну нет, господин. Сытно кормили...
– Самого в яму брошу. Так же сытно кормить буду!
– Воля твоя, господин, – испуганно проблеял надсмотрщик.
– И князя вашего туда же... Эй, Орлик, ты живой?
Незнакомец коснулся Тимофея ногой, легонько надавил на плечо. Ответом ему был утвердительный кивок головой.
– Глеб твою Заболонь взял. А мы Рязанью завладели... Любослав я, воевода муромского князя...
Чуть позже Тимофей узнал, что произошло. Муромские полки с ходу взяли Рязань, и теперь вершили суд, решали, кого казнить, кого миловать. Тимофей не был другом муромскому князю, но и врагом тот его не считал. Поэтому сейчас он имел возможность обрести свободу.
– Не знаю, что и делать с тобой, – продолжал воевода. – Нам ты без надобности, а в яму обратно бросать – грех на душу брать... Пусть князь решает...
Муромский князь решил Тимофея отпустить. Его перебросили через коня, вывезли за стены городского острога, на этом его конное путешествие и закончилось. Его сбросили наземь в чистом поле. Выживешь – твое счастье, нет – в убытке никто не останется.
Его грубые благодетели ускакали прочь, а он остался лежать на земле, лицом вниз. Запах свежей травы, благоухание полевых цветов, нежность теплого ветерка – все это действовало на Тимофея оживляюще. Но больше всего пользы он получал от матушки-земли. Это в яме она забирала его силы, а сейчас она впитывала в себя его немощь.
И все же он пролежал без движения до самой темноты. Так и не хватило ему сил подняться. А надо вставать, идти к реке, воды испить, грязь коростную да смертную печать с чела смыть. Тогда и на душе полегчает, и тело крепче станет. Рыбкой опять же неплохо было бы поживиться. Снасть он из ивовых веток сплетет – умеет.
Тимофей уже собирался подняться, когда услышал топот копыт. Два всадника, и ехали они к нему. Послышались и голоса, перекрываемые конским фырканьем.
– Здесь он где-то должен быть, – сказал один.
– Черт! Темнота хоть глаз выколи, – чертыхнулся второй.
