А убийца мог пройти по этому пути. Даже если он был из числа дворовой шпаны, что затеяла драку. А если убийца появился позже, когда Черепанов уже лежал на земле без сознания?
Холодно, ветер злой, а вдоль реки вообще дуло нещадно, но все-таки Михаил преодолел в себе соблазн повернуть к машине.
У реки не только дуло, но и намело. Даже прикрытая кустарником тропинка не могла сохранить следы человеческих ног. Припорошило ее снегом, но направление тем не менее угадывалось.
Жесткие ветки кустарника преграждали путь, цеплялись за одежду. А потом Потапов вдруг провалился под лед. К счастью, это была всего лишь грязевая лужа на тропинке, покрытая тонким ледяным слоем, и он всего лишь испачкал полусапожки. К тому же сам виноват, не приметил: сквозь наметенный снег на тропинке хоть и смутно, но угадывался пролом во льду, чуть в стороне от того, который сделал он. Видно, кто-то наступил в лужу не правой, как он, ногой, а левой. Под ноги надо было смотреть, а не по сторонам. Ясно же, что не найти ему в снегу полоску, которую мог бы оставить выброшенный убийцей арматурный прут.
Вскоре тропинка уперлась в железобетонную стену промзоны, потом с уклоном вверх повела в сторону жилых домов, и Михаил оказался на дороге, по которой можно было подъехать к месту преступления. Но до своей машины ему пришлось идти пешком, к счастью, не долго.
Старенький мотор завелся с полуоборота, а вскоре в салон стало поступать тепло от печки. Михаил согрелся после холодной прогулки, подобрел, настроился на романтический лад.
Сейчас он приедет к Миле, в комфортное тепло ее дома, увидит ее, остро захочется счастья. Но предчувствие радости было не полным. Ведь ненадолго все это. Не способен он быть хорошим мужем, потому что работа у него дикая. Это сейчас нахлебавшаяся «бандитского счастья» Мила видит в нем залог спокойной жизни; но когда все беды и невзгоды останутся в прошлом, она вдруг поймет, что Михаил вскоре станет для нее источником опасности. За ним могут начать охоту воры или бандиты, вместе с ним может пострадать и она. К тому же у него нет возможности уделять ей достаточно времени. За две недели Потапов ночевал у нее всего четыре раза, да и то приезжал поздно вечером, если не сказать ночью.
Да и не мог он жениться на ней. Морально-этические соображения – вещь серьезная, во всяком случае, для него. И дело не в том, что Мила недавно похоронила мужа. Она вдова бандита, она богата, и он будет чувствовать себя пиявкой на чужом теле, если присосется к ней.
Потапов ехал к ней по дороге, в конце которой не видел общего будущего. Но все-таки ехал…
Мила встретила Михаила как самого желанного гостя. Свежая прическа, красивое в обтяжку платье отнюдь не пуританской длины, цветущий вид, благоухающий запах. Улыбка нежная, ласковая, но нет в ней прежней стеснительности. В каминном зале сервирован праздничный стол, в подвале дома натоплена сауна.
Баню Тереха строил с душой – там и трапезная, и бильярдная, и даже массажная. Все для отдыха и удовольствия, но чувствовалось, что Мила не очень жалует это место; может, потому и накрыла стол в доме. Возможно, с баней у нее связаны не самые приятные воспоминания. А может, она избегает намека на интим.
Пока он парился, Мила накрыла стол. А когда он сел на диван, она устроилась рядом. Подобрав под себя ноги, оперлась руками на его плечо и уютно уложила подбородок на собранные в замок ладони. Тепло и упругость ее тела, запах ее духов создали ощущение мягкого неспешного полета. Казалось, на диване, как на райском облаке, вместе с Милой они парят над землей. И так не хотелось спускаться в рутины бренного мира… Но Мила задала вопрос, на который он вдруг взял и ответил. Она спросила, кого сегодня убили, а он возьми да скажи ей правду.
– Позвонили, сказали, что вроде бы труп Черепанова обнаружили. Я приехал, смотрю – точно он.
Милу будто током ударило. Она даже попыталась отстраниться от него, но неудачно. Как источник электрического напряжения не отпускает попавшую в него жертву, так и он не отпускал ее от себя. Нет, он не держал ее руками, просто Мила сама от страха прилепилась к нему.
– Черепанов? Череп?! Его убили?
– Сцепился с уличной шпаной, завязалась драка, кто-то проломил ему голову железным прутом…
– А кто?
– Кто именно, пока не выяснили. Но узнаем обязательно.
– Я думала, его киллер убил.
– Я когда на место ехал, тоже так думал. Но это не киллер.
– Все равно страшно… Один только Архар из всего этого сброда остался.
– Хорошего же ты мнения о своем муже, – усмехнулся Михаил.
– Ты уже должен был понять, что не была я о нем хорошего мнения. И не любила его. Хотя и терпела. И даже хорошо, что он остался в прошлом… Я сейчас.
Она вышла из комнаты, направилась в свою спальню, но Михаил тенью последовал за ней. И, как оказалось, не напрасно.
Он взял ее с поличным, как раз в тот момент, когда она открывала бутылку коньяка.
– Руки вверх! Вы арестованы!
Мила действительно подняла руки вверх, выпустив бутылку. К счастью, пушистый ковер под ногами смягчил падение и стекло не разбилось.
– Может, ты меня еще и обыщешь? – спросила она в шутку, но не опуская рук.
– Зачем? Улика у тебя под ногами.
– А если я хочу отпраздновать событие?
– И где ты видишь праздник?
Мила опустила руки, повернулась к нему, ласково и с огоньком улыбнулась:
– Теперь ты не должен меня ни в чем подозревать.
– Не понял.
– Все ты понимаешь. Как бы ты ко мне ни относился, ты все равно думаешь, что это я могла убить Эдика. И Барабас погиб, когда ехал от меня. Но к убийству Черепанова я точно не имею никакого отношения. Значит, и к убийству Эдика я не причастна. А к убийству Барабаса тем более.
Логика Милы не выдерживала никакой критики, а еще на мрачные размышления наводили бодрость и уверенность, с которыми она излагала. Казалось, она заранее готовила эти слова и только ждала момента, когда их можно будет произнести. Хотя вряд ли это был удачный момент.
– Я не хотел бы сейчас об этом говорить, – покачал он головой.
– Я тоже.
И снова в ее взгляде появилась стеснительность. Но это чувство неловкости возникло как реакция на чересчур смелый для нее порыв. Она вплотную приблизилась к Михаилу, руками обвила его шею, в смятении, но решительно накрыла его губы поцелуем. И тотчас почва ушла у него из-под ног, и голова вдруг куда-то потерялась…
В себя он пришел уже в постели. Без платья и вообще без ничего Мила лежала сбоку от него, и он мог ласкать и взглядом, и руками ее худенькое и столь желанное тело.
Потапов мог сравнить себя с человеком, который, плотно выпив с соседями по купе, забылся, в беспамятстве через окно вылез на крышу вагона и там уже очнулся. А поезд несся вперед на огромной скорости, и при всем желании он уже не может остановиться. Что бы Михаил сейчас ни делал, вагон будет нести его дальше навстречу судьбе. Тем более что не было никакого желания с него спрыгивать. Михаил вдруг понял, что самое большое удовольствие заключено в том, чтобы просто лежать рядом с Милой, обнимая ее и наслаждаясь этим. И абсолютно нет никакого желания говорить с ней о чем-то земном. Лежать бы рядом с ней и лежать… А если умереть, то в ее объятиях.
