– Ты не хочешь?! Кого ты лечишь?.. Давай заряжайся!
Он развернул перед ней пакетик, но Ксения выбила его из руки. Кокаин белой пылью разлетелся в воздухе.
– Вот ты как! Что ж, отработаешь…
Мохнатый схватил Ксению за голову, дернул ее вниз – и в этот миг вдруг взвыл от боли. Это Ксения коснулась его самого болезненного места. И не пальцами, а пилочкой для ногтей.
– Тварь!
Сначала Мохнатый в бешенстве ударил ее коленкой по лицу и только потом запрыгал на одной ноге, пытаясь остановить кровь.
– Гена, твою мать, пристрели эту суку! И этого козла тоже!
Боец Мохнатого достал пистолет и направил на Ксению. Раздался выстрел… и парень застонал от боли. Пистолет вывалился у него из руки, а сам он завалился на бок, хватаясь руками за простреленное плечо.
В комнату ворвался Городовой с пистолетом в руке. Он сбил с ног Мохнатого, уложил его лицом вниз и заломил руки за спину. Вторым бойцом Мохнатого занялись другие менты, которых вел за собой старший лейтенант Шилов…
Глава 25
Мохнатый смотрел на Богдана с ненавистью и вибрировал от беспомощной злобы. Только на этот раз ему не выкрутиться.
– Ты переиграл Курихина, я переиграл тебя. С Курихиным все хорошо, а ты в большой заднице, Бавыкин.
Стрельцова Богдан вычислил еще на вокзале, а перехватил в поезде, когда тот пытался ударить его ножом в спину. Более того, он сам спровоцировал парня – вышел в тамбур, зажег сигарету, а лицом повернулся к двери, как будто его интересовала пробегающая за окнами ночь.
Он обезоружил Стрельцова, устроил ему допрос в режиме жесткого прессинга, сломал, заставил позвонить Мохнатому. А сам повернул назад. По пути договорился с Шиловым, тот организовал группу захвата. Операция прошла как по маслу, и Мохнатый у него в руках.
– Да пошел ты знаешь куда… – с бессильной злобой прошипел бандит.
Ему в тюремной камере самое место, но пока его держат в больнице, под охраной. Потому что Ксения загнала ему пилочку для ногтей в одно интересное место. Врачи говорят, что угрозы для здоровья нет, но недельку-другую он должен провести в больнице. Так и будет. В ближайшее время его этапируют в Народовольск, там оформят в тюремный лазарет.
– Не посылай туда, куда не хочешь сходить сам. Или хочешь?
– Сука ты мусорская! – взревел Мохнатый. – Ненавижу!
– Скоро в Народовольске будешь. Угадай, что дальше?.. А дальше тюрьма… Мой тебе совет: вскрой себе вены или удавись. А то ведь жизни тебе не будет. Марат показания против тебя дал, судить тебя будут. Если до суда доживешь. Братва спуску тебе не даст. Ты общак у братвы увел. Крыса ты. Опущенная крыса. Тебя даже отдельная камера не спасет…
– Ничего, мусор, я тебя с того света достану!
– Зря пугаешь, Мохнатый. Никогда я тебя не боялся. И сейчас не боюсь.
– А ты бойся! Потому что я на все пойду, чтобы ты сдох!
– Лечиться тебе надо, Мохнатый, – усмехнулся Богдан. – Но боюсь, что невменяемым тебя не признают. Так что не будет тебе принудительного лечения. Да и жирно это для тебя…
– Почему ты не сдох, мусор?! – в бешенстве заорал Мохнатый.
Богдан дождался, когда он более-менее успокоится.
– Ты мне скажи, кто меня твоему Марату заказал?
– Не знаю, о чем разговор.
– А Стрельцову кто на меня отмашку дал?
– Никто. Он сам за тобой пошел. Я ему тебя не заказывал.
– А он говорит, что заказывал… Я бы на твоем месте чистосердечно во всем признался. Глядишь, отдельную камеру получишь.
– Ты сам сказал, что отдельная камера мне не поможет. И я сам это знаю. Не заказывал я тебя Марату. И Стрельцову тоже не заказывал. Так что не надо баллоны на меня катить.
– Утомил ты меня, Мохнатый. Отдохнуть от тебя надо.
Богдан вышел из палаты и позвонил своему начальнику.
– Очагов у меня был, – сказал тот. – Он уже в курсе, все организует. Автозак будет завтра, всю эту шушеру разом этапируем. Руоповцы этим делом займутся. Мохнатого им передашь – и возвращайся. Хочешь с ними, хочешь, своим ходом. В общем, на твое усмотрение…
Городовой не возражал против того, чтобы Мохнатым занялся Очагов. Но тогда ему лучше отправиться в Народовольск прямо сейчас, чтобы не терять время даром. И все-таки придется задержаться. Как ни крути, а Мохнатый – крупная птица, и нельзя оставлять его здесь без присмотра. Тем более в больнице, откуда сбежать проще, чем из изолятора временного содержания.
…Ксения лежала на спине, невидящий взгляд был устремлен в одну точку на потолке. Егор так же тупо смотрел на нее саму. Они оба молчали, не зная, о чем говорить.
Плохо ему, голова кружится, легкая тошнота. Похоже на сотрясение мозга. Врачи предлагали лечь в больницу, но он отказался. Не хотелось оставлять Ксению без присмотра, поэтому Егор отправился домой вместе с ней.
Часа два она отмокала в ванной. Он тревожился за Ксению, то и дело заглядывал к ней – мало ли, вдруг вскроет себе вены. Кровь она себе не пустила, но на Егора не реагировала. Как будто его и не было рядом. В ванне отлежалась, искупалась, по квартире ходила как зомби – взгляд пустой, отсутствующий, движения заторможенные. Сейчас вот на диване лежит.
– Я хочу умереть, – сказала она вдруг.
– И какой в этом смысл?
Но Ксения как будто не услышала его вопрос.
– Почему он меня не убил? – обращаясь к кому-то, но не к нему, спросила она. – Он должен был меня убить. Потому что я грязная, подлая дрянь. Он меня заставил. Он меня использовал.
– Нам остается только одно: забыть все это.
– А еще кокаин. Он предложил мне кокаин.
– Ты правильно все сделала. Ты не позволила себя унизить. А то, что было без меня… Так ничего и не было. И не надо ничего выдумывать.
Ксения поднялась на локте и посмотрела на него из глубин своей печали. Но вот взгляд ее прояснился, на губах выступила улыбка.
– Ну да, не было ничего, – кивнула она. – Был только кокаин.
– Он тебе нужен? – строго спросил Егор.
– Нет. Ну, если только один раз, – страждущим взглядом посмотрела на него Ксения.
– Не будет одного раза.
– И не надо… Я справлюсь. Если ты меня простишь, то я справлюсь.
– Это ты должна меня простить.
– За что?
– За то, что допустил все это… Мы же знали, что Фирс и Касьян не оставят нас в покое. Мы справились с ними. Мы должны были знать, что и Мохнатый с нас не слезет. Но я его не остановил. Должен был остановить, но я испугался. Испугался и едва не потерял тебя…
– Но ведь не потерял… Если ты хочешь, мы снова будем вместе.