– Хотя бы босоножки давай.
– Без проблем...
Парень обошел машину, открыл правую переднюю дверцу и забрался в салон.
– На, возьми! – услышал Гаврила его голос.
Он открыл левую дверцу, чтобы забрать босоножки. Нагнулся, и тут же ему в нос ткнулся ствол пистолета.
– Давай в машину, только быстро! – прошипел парень.
Гаврила почувствовал, как на его голове зашевелились волосы. Не каждый день тебя берут на прицел пистолета... Он послушно сел в машину.
* * *
– Э-э, ну чего он там возится? – заерзал на своем сиденье Михайла.
Пять минут прошло с тех пор, как приятель оставил его наедине с дорожной шлюшкой. И ни слуху от него ни духу. Они стали впереди «тройки» – она оказалась вне поля его зрения. Надо бы самому выйти из кабины, посмотреть, чем там занят Гаврила.
Но выходить нельзя. Шеф строго-настрого запретил покидать кабину сразу обоим.
А зачем выходить? Он может просто открыть правую дверцу и высунуться из кабины. А заодно прикоснется к этой малолетней поблядушке, такой аппетитной на вид.
– Ну-ка, придержи меня, – пробасил он над ухом у красотки и потянулся к правой дверце. Открыл ее, высунул голову, посмотрел назад. Гаврила сидел в «тройке» и о чем-то разговаривал с водителем.
Михайла хотел окрикнуть его, но передумал. Под ним ворочалась девичья плоть, она возбуждала, горячила кровь. Он нарочно навалился на нее всей тяжестью своего тела.
– И почему ты, дядя, такой долбанутый? – услышал он насмешливый голос.
Что значат эти слова, он понял, когда ему в горло ткнулось стальное жало остро отточенного ножа.
* * *
Ловко она разыграла роль безмозглой потаскушки. А эти, кобели паршивые, заглотили наживку.
Кирпич не подвел. Сумел повязать одного. Сидит сейчас в машине с боровом толстомордым, никуда его от себя не отпускает. А со вторым она сама справилась. Так и знала, что полезет через нее высматривать напарника. Нож, закрепленный пластырем на спине, достать труда не составило. Хоп, и на крючке водила.
– Только рыпнись, ублюдок, вмиг глотку перережу!
Не хотелось бы ей пачкать руки. Но если дядя начнет брыкаться, придется приводить угрозу в исполнение. Но, как она и думала, все обошлось – он даже не пошевелился. Понял, что к чему.
А тут и Самовар подоспел. Хлоп его палкой по голове, тот и обмяк. Пусть малость отдохнет в отключке.
Ну все, можно давать знак Кирпичу. Пусть вырубает второго.
Итак, машина у них в руках.
* * *
– Слушай, мужик, тебе товар не нужен?
– Какой товар? – с интересом посмотрел на Архимеда неказистого вида кооператор, торгующий обувью собственного производства.
А туфли-то у него дерьмовые. Даже в руки брать не нужно, чтобы понять это.
С торговой сетью Архимед связываться не стал. Знал он, что в каждом универмаге, на торговых базах есть пройдохи, готовые погреть руки на дефиците. Толкнули бы левую обувку, минуя официальную бухгалтерию. Но слишком велик риск нарваться на какого-нибудь доброхота или даже сексота кагэбэшного.
На барахолке же риск погореть гораздо меньший. Кооператоры – мужики хмурые. Не захотят товар брать – прямо так и скажут. К ментам стучать не побегут. Они и сами многие с законом не больно-то дружат.
– Туфли мужские. «Саламандра».
– Покажь.
Архимед полез в сумку и достал образец товара.
– Неплохо, очень неплохо, – разглядывая туфли, пробормотал мужик. – Только не фирма это. Но сделано с умом. По три сотни за пару влет уйдут... Сколько просишь?
– Стольник. За пару.
– А сколько пар?
– А сколько надо...
– Чем больше, тем лучше... А документ на товар есть?
– Ты че, мужик, гонишь? Были бы документы, я бы тебе их за двести толкнул бы.
– Значит, левый товар, ворованный...
– Что-то вроде того.
Кооператор задумался.
– Сто пар возьму, по полтиннику...
– Какой полтинник? Стольник давай!
Всего троим он сумел всучить свой товар. Одному полсотни пар, другому две. Третьему полторы. И каждый норовил сбить цену до полтинника. Но он меньше, чем за три четвертных, не уступал. Вот если бы всю фуру забрали, тогда бы другое дело, по полтиннику с радостью отдал бы. Лишь бы только быстрее дело сделать. А оно, похоже, застопорилось. Два дня уже «КамАЗ» под Ростовом в лесочке стоит. И еще сколько простоит, неизвестно. А ведь его ищут...
На пару с Самоваром Архимед перетаскал из его машины всю обувь. Выстроили ее в ряд в тесном вагончике кооператора.
Еще оставались две полные машины Шницеля и Сарая.
– Может, еще возьмешь?
– А сколько есть?
– Да еще два раза по столько.
– Маловато... Вот если бы тысяч так несколько...
– Ты чо, мужик, серьезно?
– А разве я похож на шутника?
– Четыре с половиной тысячи тебя устроят?
– Вот это дело! Чего ж раньше-то молчал?
– А ты чего не спрашивал?
Архимед облегченно вздохнул. Неужели он наконец-то избавится от этого треклятого товара?
– Доставка ваша? – спросил мужик, просвечивая его пытливым взглядом.
Понимает, что идет на риск. Хочет быть уверенным, что его не подведут.
– Доставка наша. Куда фуру подогнать?
– Адресок запиши...
* * *
Прежде чем въезжать во двор двухэтажного дома, с трудом найденного в ночном городе, Самовар снял номера с «КамАЗа». Нечего светиться.
– Ну, с богом! – выдохнула Ирина, когда он снова занял место за рулем.
Машина подъехала к высоким железным воротам, посигналила. Спустя минуту они открылись, пропустили фургон.
– Привез? – спросил у Архимеда мужик-кооператор, когда тот спрыгнул с кабины на землю.
– Как видишь... Сгружать куда?
– Сколько вас?
– Трое. Я, водила да подружка моя...
– Бабу с собой зачем привез?
– Помогать будет, она у меня крепкая.
– Что, больше некому помогать? – Непонятно почему, но мужика это обрадовало.
– Куда обувку-то сгружать? – повторил вопрос Архимед.
– А это уже не твоя забота. Сами сгрузим, – недобро усмехнулся кооператор.
Он махнул рукой, и откуда-то из темноты на свет выступили пятеро крепышей с палками в руках. Взрослые дяди, всем уже под сорок. Лица нахмурены. Но во взглядах сквозит неуверенность. Видно, не на привычное дело шли. Похоже, собирались экспроприировать экспроприированное. Революционеры креновы, мать их так!
