Как два неандертальца, сидели они по разные стороны костра и, вонзая друг в друга злые взгляды, вгрызались в человечье мясо.
Сема ел и, странно, больше не чувствовал брезгливости.
Как-то так получилось, что нож Лопаты остался у него в кармане. А тот, идиот, напрочь забыл о нем.
Лопата мог бы пристрелить его, но ему нужно было мясо. А на себе его тащить он не мог, слишком устал. Гораздо легче было гнать это мясо вживую.
И Сема шел, чувствуя на спине сверлящий взгляд «пастуха».
– Эй, – на четвертый день после случившегося окрикнул его Лопата. – А где пика?
Здрасьте, приехали... Нашел когда вспомнить... Сема усмехнулся. Но тут же его охватил страх. Не зря спрашивает урка. Нож ему понадобился, значит, собирается убить его прямо сейчас и освежевать. Все верно, запасы закончились, а жрать охота... Что ж, пора отдать ему финку...
Сема остановился и повернулся к нему. Лопата остановился тоже. Лица на нем нет, шатается от усталости. Даже руку с пистолетом держать не может.
– Пика-то? Пика у меня, – вытаскивая финку из кармана, ответил Сема.
Он тоже устал. На ногах еле держится. Но у него еще есть силы, и он знает, как ими воспользоваться.
– Давай сюда, – потребовал Лопата.
Расстояние между ними шагов двадцать, не более.
– На, держи! – размахиваясь, крикнул Сема.
От усталости Лопата плохо соображал. Он даже улыбнулся. Ну как же, сейчас этот фраер подкинет ему нож. Он пристрелит этого недоумка и сожрет его целиком... Да только финку Сема кидал не ему, а в него.
Когда-то он отлично метал ножи в цель. С любого положения. Ради забавы. Но сейчас это умение пригодилось ему, чтобы выжить.
Финка пролетела расстояние, отделявшее его от Лопаты, и острием ткнулась ему в глаз.
Падая, вор успел сделать два выстрела. Но в Сему попасть он уже не мог.
Только сейчас ощутил Сема груз усталости, накопленный за недели блужданий по дикой тайге. Ему захотелось спать. Спать, ничего больше не надо.
Проснулся он от холода. Вокруг было темно: ночь успела наступить, пока он спал. Голод мучил невыносимо.
Труп Лопаты лежал рядом. Целая гора мяса... Остатки сна как рукой сняло. Сема вскочил на ноги, нащупал в кармане убитого спички, наломал валежника, развел костер. Раздел мертвеца, спокойно, как в деревянную колоду, вогнал в него нож и начал резать его на куски. Голод подхлестывал...
Он наелся, сделал запас. Когда собирался уходить, в голову пришла одна мысль. Он и сам толком не знал, удачна она или нет. Но она заставила его снять с себя всю одежду и накрыть ею останки убитого. Сам же он оделся в чужую. Уходя, он бросил голову Лопаты в костер. Пистолет и нож он прихватил с собой.
Если вдруг кто обнаружит останки покойного и сообщит об этом ментам, те примут их за его, Семы Усика, останки. Его будут считать мертвым – он не будет числиться во всесоюзном розыске... Но скорее всего мысль эта глупая. Больше двух недель скитается он по тайге. И ни одной живой души не встретил. Так что останки Лопаты достанутся голодному таежному зверью, а одежда сгниет, исчезнет без остатка.
Да и не страшен ему всесоюзный розыск. Какое ему до этого дело, если совсем скоро он умрет...
Но умирать Сема не хотел. Пока ноги несут, пока легкие втягивают в себя воздух, он будет идти вперед. Будет бороться за свою жизнь...
И он отправился дальше неведомой дорогой. Не знал он, что до человеческого жилья, до небольшого таежного поселка оставалось совсем немного, километра три. И он бы вышел к нему. Но, увы, он шел в другую сторону.
На следующий же день после того, как он отправился в путь в одиночестве, на кострище вышли охотники и обнаружили останки Лопаты. Но Сема этого не знал...
Он шел не разбирая дороги, лишь бы идти. И все дальше углублялся в тайгу. Он избежал встречи с волками, с медведем, с другими таежными хищниками. Но избежать встречи с новым приступом голода он не смог. Последние запасы кончились, остался пустой окровавленный мешок...
Он лежал под высоким раскидистым кедром, не в силах пошевелиться. Идти дальше уже не мог. Он умирал от голода и холода. Ничто, казалось, помочь ему уже не могло...
4
Два месяца пробыл Вадим в Афгане, а войны хлебнуть сполна так и не успел. Разве что «деды» без устали его гоняли по горам, показывали, как прятаться от пуль за камнями, учили, как устраивать засады. И, конечно, уже не по заданию командиров, а по собственному усмотрению издевались над ним и другими молодыми, как над котами помойными. Кольнутся или «шмалью» обкурятся, и понеслось... Под кайфом мозги наизнанку выворачиваются. Как будто не врубаются они, «деды», что завтра им с молодыми в бой идти. А после их беспредела пулю в спину схлопотать пустяк...
Вадима тронули всего один раз. Вывели его три «деда» за палатку, ни слова не говоря саданули в ухо, ногой по почкам и на землю опрокинули. И давай ногами пинать. Хорошо хоть, до смерти не забили. Под кайфом были. Какой с таких, казалось бы, спрос.
Да только ему наплевать, в каком состоянии они были. В ту же ночь он одного подловил, до сотрясения мозга пришиб. Второму тоже хватило. Третьего, правда, достать не успел. На командира роты нарвался. Пьяный был капитан. Но бить не стал. На губу посадил.
Зато когда с губы вернулся, пальцем его больше никто не тронул. Хоть и под кайфом «деды» были, а соображали...
Один раз в бою побывать все же пришлось. Впрочем, какой это бой. Так, налетели «духи» на их лагерь, минами закидали, из пулеметов постреляли. И пока «шурави» не опомнились, по-быстрому слиняли. Правда, уйти не всем удалось. «Градом» их накрыли, огненным смерчем. Но то система залпового огня, ракеты. А ему, Вадиму, даже из автомата пострелять не пришлось.
Но Иринке, был грех, написал, что в серьезном деле побывал. Да ладно, скоро и его начнут брать на задания... Хотя какие уж тут задания? Вот-вот команду дадут в обратную дорогу отправляться. Уже почти все войска из Афгана вывели...
И команда последовала в конце января. И поползла их полковая колонна на север, к родной земле.
Моторы «бээмпэшек» натужно ревели, гусеницы, вгрызаясь в заледеневшую горную дорогу, с трудом отвоевывали драгоценные метры пути.
Холод, снег в лицо, пронизывающий ветер. Колонна продвигалась вперед, к родной границе. Уже не так много до нее осталось. Считанные километры.
Опасность напороться на засаду уже, казалось бы, позади. Можно и с брони слезть, забраться внутрь машины, отогреться. Хватит задницы на холоде морозить. Но нет, командир расслабляться не велит. На броне сидеть, смотреть в оба. А если мины рваться станут, пулеметы начнут выдавать смертельные трели, Вадим и его товарищи горохом скатятся на землю и откроют ответный огонь.
Но нет, пока все тихо. Душманов не слыхать. Не всех, видно, они отпускают от себя с боем.
