– А если точней, тайная полиция.
– Какая тайная полиция?
– Тайная полиция. Для розыска тайных свидетелей. Высматриваем, подслушиваем… Кого вы с ножом в руке видели?
– Никого!
– Лида, ну ты же сама говорила, – послышался знакомый голос.
– А если он не из милиции?
Богдан раскрыл служебное удостоверение. В свете уличного фонаря хорошо была видна его фотография. Женщина подняла глаза, сличила фотографию с оригиналом и только тогда успокоилась.
– Ну что, убедились?
– Да. Только я ничего не видела.
– Лида!.. – попыталась пристыдить ее соседка.
– Что Лида? Я уже четвертый десяток Лида… Ну, видела я мужика с ножом, и что? Может, это совсем не тот нож! Крови на нем я не видела!
– А какой нож вы видели?
– Ну, нож как нож… У меня такой на кухне, я им хлеб режу…
– Финкой хлеб режете?
– Почему финкой? Обычным ножом… И там обычный нож был…
– А когда вы убийцу видели?
– Второго марта…
– Лида! – снова вмешалась соседка.
– Ну, первого…
– Да когда этого бизнесмена убили, тогда она его и видела.
– Рот бы тебе зашить, Валентина Сергеевна! – огрызнулась Лида.
– Да ладно тебе, Лида! Егор вон сидит, а ты убийцу выгораживаешь! – возмутилась еще одна женщина.
Разумеется, Богдану этот бабий хор был только на руку.
– Может, убийца, а может, и нет…
– Где вы его видели, Лидия… Э-э, как вас по отчеству?
– Зачем по отчеству? – фыркнула женщина. – Я еще не старая, чтобы меня по отчеству звать!
Старухой ее действительно не назовешь. За тридцать лет ей – может, слегка, а может, и под сорок, она из тех, чей возраст сложно определить, – полная, и лицо пухлое, рыхлое, на щеках красные прожилки.
– Так когда вы этого мужчину видели?
– А это что, допрос?
– А вы что, пытаетесь скрыть факт преступления? Нехорошо, Лида, нехорошо!
– Я тебе что, подруга? Чего ты Лидой меня зовешь? Лидия Максимовна я!
– Пусть будет Лидия Максимовна, – кивнул Богдан, не реагируя на эту перемену в настроении свидетеля. – Когда вы видели человека с ножом?
– Первого марта. В начале первого, я тут рядом работаю, домой на обед шла. Я в первом подъезде живу, а труп во втором обнаружили. Я в первый подъезд зашла. А потом узнала, что бизнесмена какого-то убили… Говорят, Егор его из второго подъезда зарезал.
– Но вы же видели нож в руке другого человека.
– Откуда я знаю, вдруг это какой-то другой нож.
– Может, все-таки покажете, где вы видели этого человека?
– Ну, я к дому подходила, а он навстречу шел… Да, может, и не нож это, а линейка железная…
– А с какой стороны вы к дому подходили?
Женщина провела Богдана к месту, где пересеклись их с возможным убийцей пути.
– Он мне пригрозил и дальше пошел, к сто шестому дому.
– Вы оборачивались, видели, как во двор сто шестого дома зашел?
– Да, видела. Руки в карманы сунул, голову опустил, шел быстро…
Убийца мог обойти сто четвертый дом с другой стороны, вернуться к сто второму и забросить нож на балкон Хромцову… Только почему Лидия Максимовна говорит про кухонный нож? Еще и линейку металлическую сдуру приплела…
– Или все-таки он финку в сапог сунул? – спросил Богдан.
– Может, и финку… – сдалась женщина.
– Как выглядел этот мужчина?
– Не очень высокий… Метр семьдесят или чуть выше… Но крепкий такой, плотный… И мордастый…
– Нос картошкой, – подсказал Богдан.
Он вспомнил, как Меркушев показывал форму носа убийцы, как будто картофельный клубень брал. Тот, кстати говоря, тоже говорил про метр семьдесят роста.
– Да, нос картошкой, глаза маленькие, и шрам на переносице был. И еще взгляд у него страшный… – затрепетала женщина. – Испугалась я, когда он на меня посмотрел…
– Посмотрел, и что?
– Да ничего! – Похоже, страх перед убийцей снова взял над ней верх.
– А все-таки?
– Да нет, нет…
– Лидия Максимовна, я ведь вас не допрашиваю. И протокол не пишу. Просто как человеку скажите: что вы заметили, когда этот человек улыбнулся?
– Да ничего особенного…
– Вы говорили, что палец к губам прикладывал, – подсказал Богдан.
– А, да, было такое, – сконфуженно проговорила женщина.
– Значит, вы видели его руку. Может, какие-то татуировки на пальцах заметили? – с надеждой спросил Богдан.
– Нет, не заметила, он же в перчатках был…
– Волосы какие?
– Так шапка на нем была – черная, вязаная. И куртка с высоким воротом. Подбородка видно не было…
– А губы у него какие – толстые, тонкие?
– Тонкие… Точно, тонкие…
– Глаза какие?
– Злые… Он улыбался, а глаза презлющие!
– Большие глаза или маленькие? Какого цвета?
– Знаете, я, наверное, домой пойду, – поежилась женщина. – Замерзла я что-то.
– Давайте вместе пойдем. Я бы от чашки чая не отказался, – заигрывая, улыбнулся Богдан.
– Ага, а мужа я куда дену?
– Так я же из милиции!
– Думаете, он поймет?.. Он, когда пьяный, вообще ничего не понимает. Ты уйдешь, а он меня изобьет. Мне это нужно?
– Понятно… А не могли бы вы завтра явиться в райотдел на Свердлова, мы бы фоторобот составили. И нож вам покажем, может, опознаете… С утра, если можно, подойдите.
– С утра так с утра.
Лидия Максимовна ушла, а Богдан продолжил путь. Он шел к жене Хромцова. Были у него к Лене вопросы. И прежде всего нужно было подтвердить алиби. Ее муж утверждал, что ночь, когда убили Сысоева, он провел у себя дома. В чем, в общем-то, Богдан и не сомневался…
Он нажал на клавишу звонка, и спустя три-четыре секунды послышался щелчок открываемого замка. Лена открыла дверь поспешно и с таким видом, как будто за ней можно было глотнуть свежего воздуха. И тут же Богдан услышал знакомый мужской голос:
– Не надо! Закрой!
Теперь он понял, почему Лена открывала дверь с надеждой обрести за ней спасение. Она хотела, чтобы кто-нибудь избавил ее от Гущина. Уж не шантажировал ли ее капитан?
Девушка искала спасения, но увидела Богдана, и ее губы искривились в презрительно-возмущенной усмешке.
