Инкассаторы выходить не торопились. Страшно им. Сферические каски на них, длинные бронежилеты – все очень высокого класса защиты. Но неуловимые бандиты действуют очень дерзко и быстро, и автоматы в их руках страшное оружие…
Но бояться инкассаторам пока нечего. Они только идут за деньгами, и страшное может случиться на обратном пути…
И все же спецназ наготове, пальцы на спусковых крючках…
– Внимание, подозрительный объект! Автомобиль марки «Хонда»…
Джип на скорости промчался мимо «Нивы», но вдруг взвизгнули тормоза, машина остановилась, щелчком открылась задняя дверь.
Сначала молодой человек увидел в багажнике мешки с песком, и только затем ствол автомата. Он мгновенно поймал цель в прицел, нажал на спусковой крючок. Но стрелок был хорошо забаррикадирован, его можно было взять только гранатным выстрелом. Зато инкассаторы перед ним как на ладони… Одна-единственная длинная очередь, и «Хонда» срывается с места, врезаясь в гущу автомобилей на перекрестке двух улиц. Стрелять по ней уже нельзя…
* * *
Один телохранитель был убит наповал – пуля попала в глаз. Второго спас бронежилет. Третий вообще не пострадал.
– Ну и зачем они это сделали? – спросил Степан, глядя на труп несчастного парня, не успевшего укрыться от огня дерзких налетчиков.
– Беспредел, – тяжко вздохнул Федот.
На место преступления они прибыли в числе первых, но сейчас чувствовали себя здесь бесправными статистами. Департамент уголовного розыска, МУР, Генеральная прокуратура, генералы из главка… Шестое нападение за какой-то месяц, неудивительно, что начальство встало на дыбы.
– Круча! – услышал Степан раздраженный окрик.
Его подзывал к себе генерал Викентьев, фуражку которого запросто можно было ставить на вооружение в ВМФ России в качестве авианосца – настолько больших размеров она была.
– Что за бардак у тебя здесь? – грозно спросил Викентьев, нервно покачиваясь на носках ног.
Увы, но этот вопрос ему приходилось слышать все чаще и чаще. Началось все с Дыхайлова, теперь вот Викентьев, и это еще не конец.
– Почему бардак? – с хорошей миной при плохой игре отозвался Степан.
– Как почему? Людей среди дня расстреливают, и это, по-твоему, не бардак? – не унимался Викентьев.
– Это вызов, товарищ генерал. Мне вызов.
– Вызов? Тебе?! Не много ли на себя берешь?
– Нам вызов, – поправился Степан.
– А на других валить нечего! Твоя недоработка, Круча. Бандиты у тебя как мыши по плохому дому ходят. Дом у тебя плохой, подполковник. И мышей ты не ловишь. Поэтому они себя так вольготно здесь чувствуют…
– Это не мыши, это крысы-мутанты…
– Это все слова… Не можешь навести порядок в городе, пиши рапорт на увольнение. Или на нижестоящую должность переведем, другого на твое место поставим… Ну, чего молчишь, подполковник?
– А что я могу сказать?
Действительно, слов у него не было. Грабители действовали нагло и безнаказанно. Кто они такие? Откуда прибыли? Почему им нужно только Битово? Тщетно Степан искал ответ на этот вопрос. И Сафрон пожимал плечами, и воры, к которым он обращался за содействием. Какие-то отморозки – вот и весь сказ. Уголовный розыск с ног сбился, а все без толку… Но ведь и Департамент бандитов ищет, и МУР напрасно старается – никаких подвижек в этом странном деле. Налетчики появляются как призраки – нападают, стреляют, убивают, а потом беспрепятственно исчезают.
– Что я хочу слышать, то и говори, – подсказал Викентьев.
– Сказать можно, а как сделать? Я и сам этих наглецов хочу найти, а как?
– Как?
– Не знаю. Пока не знаю. Слишком хорошо они конспирируются.
– Нет хорошей конспирации, есть плохая разведка.
– К сожалению, мы не всесильны…
– Не надо расписываться в своем бессилье, подполковник. Я говорю, если ничего не можешь, то пиши рапорт…
– Если не найду преступников, напишу.
– И сколько тебе времени нужно?
– Чтобы преступников найти или рапорт написать?
– Не будет первого, будет второй. И не надо ерничать, подполковник. Дело очень серьезное.
– Серьезней не бывает. Преступники действуют с большой выдумкой, но…
– Что «но»?
– Мне уже начинает казаться, что деньги для них не главная цель.
– Поясни.
– В прошлый раз они застрелили инкассаторов, забрали деньги, но в сумке сработал пиропатрон, это свело на нет все их усилия… Поэтому сейчас они всего лишь обстреляли инкассаторов. Вот и возникает вопрос: зачем им все это нужно?
– Ты знаешь, подполковник, я тоже задаюсь этим вопросом, – смягчившись, сказал генерал.
– Усилены меры безопасности, раз. Инкассаторские сумки оборудованы пиротехническими патронами, это два. И преступникам об этом уже известно, их сегодняшняя тактика это подтверждает. Им бы в другой район Москвы перебраться или вообще в другой город, а они здесь продолжают беспредельничать. Сегодня они даже не пытались выйти из машины. Мешки в багажнике подтверждают, что они не думали о нападении, сегодня они думали только об обороне…
– Зачем им это нужно?
– Я же говорю вам, товарищ генерал, что это вызов. Преступный мир бросил нам вызов.
– Это все слова, подполковник. А от тебя дела требуются… Ты мне скажи, где угнали машину, на которой были преступники?
– Не знаю, но как показывает практика, где-то в другом районе Москвы. Или в Подмосковье.
– А как она попала в Битово, у вас же здесь должно быть все перекрыто? Посты ГИБДД должны быть усилены… Или не было ничего такого?
– Нет, с этим все в порядке, – неуверенно сказал Круча.
Увы, он остро ощущал свою беспомощность перед лицом генерала. Сквозь землю хотелось провалиться от стыда.
– Ну да, все у тебя в порядке. А людей среди бела дня стреляют… Придется брать все на себя, если сами не справляетесь…
Круча лишь горько усмехнулся в ус. И без того в Битово полным-полно «рулевых» из всех почти силовых структур, даже ФСБ и то здесь. А виноват во всем начальник местного ОВД. Впрочем, по-другому и быть не могло.
* * *
Федот крепился, бодрился, но при этом оптимизма в нем было не больше, чем огня в тлеющих углях.
– Ты не расстраивайся, Степаныч. Будет весна и на нашей улице, лед тронется, и тогда мы этих гадов утопим…
– Этих гадов… – усмехнулся Степан. – Они столько дел натворили, а мы же даже не знаем, кто они такие? Позорище.
– Если честно, мне и самому так стыдно, что плакать охота…
Федот был далек от того, чтобы пустить слезу. Но все же было видно, что не юродствует.
