– Суки-и! – заорал Ефим.
Что-то щелкнуло в его голове, мир сфокусировался в узкий фрагмент перед глазами, а время как будто замедлилось. Но вместе с тем исчез и сковывающий страх. Вскинув автомат, Ефим присел на одно колено и нажал на спусковой крючок.
Джек вовремя оценил опасность, упал на землю, крутнувшись вокруг собственной оси, дал первую очередь. Что делать в таких случаях, знал и Заз. Но Болек незнаком был с тактикой общевойскового боя, он застыл как вкопанный в зоне огневого поражения. Но автомат из рук не выпустил, выдал длинную бестолковую очередь. Джек не растерялся, прыгнул на него, сбил наземь, и, если бы не это, Болек уже был бы мертв.
В пылу боя, в грохоте автоматных очередей и ружейных выстрелов, Ефим быстро потерял «сцепку» с Зазом слева и Эльмиром справа. Он стрелял, катался по земле, меняя положение, пока не оказался под прикрытием небольшого бугорка, откуда смог взять на прицел толстяка в папахе. Короткой очередью Ефим уложил его в траву, как грудную мишень на учебном стрельбище.
Но это был настоящий, не полигонный бой, и он еще раз убедился в этом, когда над головой просвистел целый рой пуль, а рядом взметнулись два земляных фонтанчика. Азербайджанцы умели стрелять, и тактика огневого боя была им знакома. Враждующие стороны «обрастали» трупами. В конце концов кавказцы не выдержали, отступили к лесу, постреляли оттуда для острастки и скрылись. Свои машины они оставили на поле боя, но тела погибших забрали с собой. Остался только труп неосторожного шашлычника.
Эльмир лежал на земле, мертвой хваткой вцепившись в свое ружье. Пуля попала ему в лоб и на выходе вырвала кусок затылочной кости. Ефим тупо смотрел на него, испытывая низменно-предательскую радость, оттого что сам не оказался на его месте.
– Ну чего сидишь? – услышал он знакомый голос.
Болек шел по поляне в полный рост, не обращая внимания на опасность со стороны леса. Еще не факт, что азербайджанцы ушли окончательно; возможно, притаился где-то за деревом стрелок, прикрывающий отход. Не волновала Болека и залитая кровью рука.
– Уходить надо! Забирай этого! – распорядился он, показав на Эльмира.
Ефиму не понравилось, что Болек раскомандовался.
– А где Джек? – спросил он.
– Зажмурился Джек, – как о чем-то само собой разумеющемся, сказал Болек.
– Шутишь? – возмущенно уставился на него Ефим.
– Какие к черту шутки? Давай жмура забирай. И Джека тоже в машину…
Лебедихин лежал на земле, безжизненно устремив к небу глаза. Одна пуля вошла в ухо, так и не зажившее после недавнего ранения, другая продырявила бок в районе печени.
– Как же так! – не в силах поверить в происшедшее, простонал Заз.
– А так! Мы ближе всех были! Потом поговорим… Уходим! Быстрей, быстрей!
Помимо Джека и Эльмира, был убит еще один боец, двое получили серьезные ранения – первому пуля чиркнула по голове, второму раздробила ключицу. У Болека в руке застряла картечина, но он пока не обращал на это внимания.
Раненым помогли сесть в машину, трупы уложили в багажники.
– И шашлычника заберем! – решил Болек.
– Зачем? – Заз удивленно расширил глаза.
– А затем, что такая война! На три стороны! – отчеканил Гуревич. – На одной – мы, на другой – черные, на третьей менты. Труп – это уголовное дело, тебе это нужно?
Он четко вбил свой довод в голову Зазу, и тот послушно пошел за шашлычником.
Бедняга лежал на перевернутом и дымящемся мангале, подмяв под себя и шампуры с бараниной, и раскаленные угли. Ефима едва не стошнило от противного запаха горелой плоти.
И это тело сунули в багажник. Можно было уезжать, но Заз не торопился садиться за руль.
– А с этими тачками что делать? – спросил он, кивком головы показав на две брошенные «Волги».
– А что ты предлагаешь? – с непонятной жесткостью отозвался Болек.
– Сжечь к чертям собачьим, и все дела.
– А тебя потом за жабры, за порчу чужого имущества! Не забывай о ментах, Заз!
Устами Болека говорило само благоразумие, но Ефим и не думал благодарить его хотя бы мысленно. Это была его идея сойтись с кавказцами в огневом бою, это из-за него погиб Джек… И ради чего? И ради чего мог погибнуть Ефим?..
Раненых отправили в больницу, шашлычника похоронили в лесу – слегка припорошив землей и щедро засыпав прошлогодней листвой.
– Что с Джеком будем делать? – хмуро спросил Заз, обращаясь к Болеку за советом.
– Здесь, в лесу, пока оставим, – ответил тот деловито, ничуть не сомневаясь в правильности своего решения. – И стволы оставим: они свое дело уже сделали. А сами на рынок. Поставим свой флаг, а ночью сюда!
– Там же черные, – настороженно посмотрел на него Заз.
– Подвинутся. Мы на коне, а они под хвостом… Кровь в багажнике надо замыть…
Оказалось, что Болек подстраховался не зря. При въезде в город их остановили на посту ГАИ. Машину и пассажиров обыскали с пристрастием, но ничего не нашли. Сам Болек был в спортивной куртке, рукав которой скрывал повязку на правом предплечье. Менты чувствовали, что с ним и его друзьями не все ладно, но, поскольку не было улик, их пришлось отпустить.
До рынка доехали беспрепятственно, но прежде чем сунуться туда, дождались парней, что занимались ранеными. И у них все было в порядке: медики не стали сразу поднимать шум – менты в больницу не нагрянули. Все это будет, но потом. А пока нужно было вернуть свою территорию.
Их было всего пятеро, но и этого вполне хватило для того, чтобы отбить рынок. Завидев русскую братву, азербайджанцы без шума растворились в толпе и бесследно исчезли. В кафе «Агдам» Болек входил на правах победителя и, что уж говорить, бригадира. Никто и не пытался оспаривать его право на первенство. Когда-то Заз относился к нему с легким пренебрежением, а сейчас ловил каждое его слово. Ефим и вовсе не переживал по этому поводу, ему было уже все равно, кто командует кровавым парадом…
Глава 6
Джека, Эльмира и Артура хоронили как героев. Телегин не пожалел средств на лакированные гробы, на пышную тризну. Родственники Эльмира хотели предать его земле на мусульманской части кладбища, но Виктор Яковлевич настоял на том, чтобы его могила находилась в ряду других «братских» захоронений, вдоль центральной аллеи. Но хоронить его решили без гроба, в саване; посадят в могилу лицом к Мекке и засыплют землей…
– Речь толкнешь? – толкнув Ефима в бок, спросил Болек.
И, внимательно посмотрев на него, усмехнулся:
– Ясно.
Он понял, что Ефим не в состоянии был говорить и уж тем более ораторствовать. Страшно ему было – и за себя, потому что сам мог погибнуть, и за покойных друзей, которых вот-вот должна была поглотить мать сыра земля…
