– Эй, ты где? – Оксана поводила рукой перед моими глазами.
– Извини, задумался… С техникой у меня пока порядок, а там видно будет.
Костя иногда пользовался моими услугами. На одного человека досье нужно составить, на другого компромат нарыть; в принципе ничего серьезного, но платил он щедро и даже с техникой помогал. Например, подарил мне французский лазерный звукосниматель, который мог работать на относительно больших дальностях, и для этого совсем не нужно было наносить специальный маркер на стекло или другую поверхность, вибрирующую от голоса… Но не техника меня сейчас интересовала. На меня вдруг навалился страх перед грядущей ядерной войной.
– Ты лучше скажи Косте, чтобы он у себя дома подвал оборудовал. Может, новый пусть выроет… Земли у вас много, пусть котлован сделает, метров на десять вглубь; стены там чтобы из толстого бетона, с армированием, экран обязательно…
– Какой экран? – насмешливо смотрела на меня Оксана.
– Ну не голубой же… Свинцовый экран, чтобы проникающую радиацию снизить… Извини, это нервы. Понимаешь, мы почему-то думаем, если холодная война закончилась, то горячей быть не может. Успокоились. А ракеты продолжаем испытывать. Мы ракету на Новую Землю запустим, а она через Северный полюс на Аляску полетит. В Штатах подумают, что война, спустят все свои ракеты с цепи – ну а мы в ответ. Что тогда будет?
– Ты прав, это нервы, – кивнула Оксана. – Хочешь, я с Костей поговорю, он тебе с путевкой поможет? В Ниццу тур можно взять, море там, вино французское… Отдохнешь.
– Спасибо, он мне уже помог. Отдохнул. А на море я бы съездил. В Анапу. Там тоже вино неплохое…
На Кубани научились делать хорошие вина; жаль, что не все предприятия на новые технологии перешли. Есть вина, которые хорошим французским не уступают, а есть такие, что их даже нюхать противно. Но я-то знаю, где, что и почем. А поваляться на песке под морским бризом было бы неплохо…
– Только у меня подписка, – вспомнил я.
Действительно, следователь Мурзин отказал мне в праве покидать пределы Москвы. Следствие продолжается, но без моего участия, а это значит, что в самое ближайшее время оно зайдет в тупик и его приостановят, чтобы через два-три года сдать в архив. Раньше не получится: слишком много людей погибло и пропало…
– Да ты не переживай, я и в Москве отдохну. Диггеры, например, свой отпуск только под землей и проводят…
– Но ты же туда не сунешься? – недоуменно посмотрела на меня Оксана.
– Сунусь. Если очень хорошо попросят. Но не попросят. Никто не верит в подземных людей… Правильно говорил Валера, темные силы смогли убедить нас в том, что в них смешно верить… Мурзину смешно, а шесть человек погибли. А может, и остальных уже нет. Может, их самих в живых мертвецов превратили…
– Может, и превратили, – кивнула Оксана. – Лично я в это верю. Потому что знаю. Мне рассказывали, как легко сделать из человека зомби…
– Кто рассказывал?
– Да парень один, из универа. Ну, тот, который Ящера искал…
– Диггер?
– Ну да, Игорь на этом деле помешан был. А отец у него в каком-то закрытом институте работал; я так поняла, там работали над техногенным воздействием на психику людей. Не знаю, основное там направление было или вспомогательное, но точно работали. Игорь мне говорил, что, если очень захотеть, из любого человека робота можно сделать. Память можно полностью стереть, даже чувства, эмоции – тогда человек просто перестает быть человеком. Его тогда на что угодно можно запрограммировать: на ударный труд, например, и даже на убийство…
– Или и на то и на другое, – соглашаясь с Оксаной, кивнул я.
– Дождь уже закончился, поеду я, ладно? – Она виновато посмотрела на меня.
– Спасибо тебе, что приехала.
Я потянулся к ней, она подалась ко мне. Я мог поцеловать ее в губы, но в самый последний момент она подставила мне щеку. Все правильно, при всех своих чувствах она должна была соблюдать дистанцию. А я должен был окончательно смириться с этим.
3
Я слышал, как храпят люди; у одних этот звук переливчатый, у других дребезжащий, у третьих – как тупой пилой по нервам. А у моего соседа по палате храп какой-то хрюкающий. Как будто свинья лежит под одеялом, хрюкает и тихонько повизгивает в предвкушении сытного пиршества. Но ведь такой звук издают не только свиньи. Подземные упыри тоже хрюкали, когда гнались за мной.
Хрюкающий храп разбудил меня, он же мешал мне заснуть. Я знал несколько способов, как повлиять на возмутителя спокойствия. Чужой храп можно успокоить свистом… Но я не мог свистеть – челюстно-лицевые мышцы отказывали мне в повиновении. И тело меня совершенно не слушалось. Я лежал на спине в постели, не в состоянии даже языком пошевелить, не говоря уже о том, чтобы слово сказать. И голову к соседу повернуть не мог. Даже глазами из стороны в сторону водить не получалось, хотя и видел, что в окно заглядывает необыкновенно большая луна с пугающей краснотой на поверхности.
И еще я увидел, как поднялся на ноги храпящий сосед, как подошел ко мне… Да и не сосед это вовсе. Тот круглолицый, полнощекий, с улыбчивыми глазами, а этот похож на скелет, обтянутый истлевшей кожей. Нос провалился, щеки впали, губы сгнили, зубы коричневые, в какой-то слизи. Остекленевшие глаза раскрыты, зеркальный блеск в них, а под ним бездонная ледяная пустота… В волосах засохшая грязь, лохмотья в бетонной пыли, в руках окровавленная кирка.
Этот подземный зомби пришел ко мне. Он уже не хрюкает, он ревет, как раненый волк-оборотень, и заносит над головой кирку, чтобы меня убить…
Я в ужасе вскрикнул и… проснулся.
Не было передо мной никакого зомби. И кровавая луна не лезла в окно. Рассветное солнце выкрашивало в розовый цвет зеленые макушки деревьев, утренний свет разбавил ночной мрак до слабых сумерек. И сосед справа вовсе не похож на монстра. Лежит на спине, откинув руку в сторону и согнув ноги в коленях; на сытом лице довольная улыбка. Может, женщина ему снится, или еще что-то приятное, но уж точно не подземный Ящер терзает его сознание… Это у меня проблемы с психикой. Это меня преследуют ночные кошмары…
Я сунул руку под подушку, достал свою любимую фляжку, но только коснулся губами горлышка, как открылась дверь и в палату вошла девушка в белом халате.
Она посмотрела на меня с упреком, но мне показалось, что эта эмоция была выражена слабо, поверхностно. Возможно, эта медсестра знала о моем, в общем-то, небезопасном для здоровья увлечении, но смирилась с ним, поэтому едва обозначила укор. Для проформы. Ведь, как-никак, она должна была следить за порядком в палате, за тем, чтобы пациенты соблюдали больничный режим, где виски – серьезное нарушение.
Но я-то не знал эту девушку. Я впервые видел ее. А она улыбается мне, как старому знакомому. Только улыбка у нее тоже поверхностная, как талый снег над вечной мерзлотой. Чуть живая улыбка, а под ней ледяной холод и покой. И в глазах черная космическая пустота, студеная и радиационная. В руках она держала заправленный шприц с иголкой под колпачком.
