И только когда я пришел в себя, мне стало понятно, что люстра здесь ни при чем. Надо мной с бейсбольной битой в руках возвышалась Оксана. В глазах – яркая смесь из противоречивых чувств: злость, осуждение, восхищение.
– Тебе не кажется, что ты разыгрался?
– Ну, в этом и моя вина есть…
Я лежал на полу под огромной хрустальной люстрой, Костя сидел на белоснежном диване, на лбу – шишка, в руке – бокал с коньяком. Голова гордо вскинута, но взгляд сконфуженный.
– Про какую девчонку ты говорил? Кого он к тебе послал? – отмахнувшись от него, спросила Оксана.
Я медленно поднялся, покачнулся от того, что закружилась голова. Неслабо приложила руку Оксана.
– Лучше бы ты сковородкой, по-русски, – потер я затылок.
– Как-нибудь в другой раз… Так что за девчонка?
– Я не знаю, как ее зовут… Никто не знает. Она убить меня пыталась, в больнице. Укол с цианидом хотела сделать, но не вышло. Стали допрашивать, а она ничего не знает. Пусто в голове, как будто память стерли. Да и не как будто, а стерли… Людей так зомбируют – вычищают сознание и кодируют на убийство. Или на работу…
– А я здесь при чем? – с упреком, но при этом и с интересом спросил Костя.
– Калистратов тебе звонил.
– Калистратов, мне? Когда он мне звонил?
– Три дня назад…
– Не звонил он мне три дня назад.
– А когда звонил?
– Да не звонил он мне никогда…
– Но ты его знаешь?
– Ну, это смотря какой Калистратов…
– А зовут его как? – спросила Вика.
– Жора.
– А учился где?
– В МГУ.
Я смог установить личность Гоги еще до того, как отправился к Мурзину. Только его самого взять не смог. Удрал он и в своей квартире не появился. Но у следователя побывал… Может, им действительно сейчас занимается контора?
– Какой факультет?
– Юридический.
– Когда закончил?
– В девяносто пятом.
– А я в девяносто восьмом… Все сходится. Да, это наш Гоша…
– Ты же на филологическом училась?
– Да, но компания у нас была одна… Не скажу, что я была в доску своей в этой компании…
– Да, но с Женей дружила крепко, – с упреком и ревниво посмотрел на нее Костя.
– Что за Женя? – спросил я.
– Ты Пинкертон или где? Чужие досье составляешь, а про жену ничего не знаешь… Э-э, про бывшую жену.
– Ну был у меня роман с Женей, ну и что? – напористо посмотрела на мужа Оксана. Затем перевела взгляд на меня. – И ты знал, что я не девочкой за тебя выходила…
Я обескураженно развел руками. Что было, то было.
– Ты ничего не спрашивал, я ничего не говорила. Это нас, кажется, устраивало.
– Вполне.
Я и не пытался просвечивать прошлое Оксаны. Вот если бы была машина времени, тогда бы я смотался к ней в студенческую общагу и с удовольствием намял бы бока Жене; ну, может, и еще кому-то, кем увлекалась Оксана. Но я не мог перемещаться во времени, поэтому просто внушил себе, что у нее в прошлом ни с кем ничего не было… Но я думаю, это обычная практика.
– А кого-то не устраивает, – с упреком посмотрела на мужа Оксана.
– А ничего, что я этого Женю сто лет знаю? – напыжился Костя. – А знаешь, как я ему завидовал, когда он тебя к себе домой приводил… Идете через двор, а я… Э-э, я думаю, нам эту тему закрыть надо.
– Ну почему же? Мне всегда интересно было знать, как Оксана с тобой снюхалась, – так же нахохленно глянул я на него.
– Никто ни с кем не снюхивался! – возмущенно вскинулась она. – Мы с ним случайно встретились, в городе, он меня в ресторан пригласил, а я ему от ворот поворот. Потому что тебя любила… А ты как тот кобель со своей бляндинкой!.. Не было бы у нас ничего с ним, если бы ты человеком был!
Я уныло вздохнул, капитулируя перед ее гневом. Да, сам, своими руками разрушил свое счастье. И не только руками… Оксана с дочерью поехала к родителям в Казань, а я привел женщину в дом. Знал бы я тогда, что жена на два дня раньше вернется…
Есть у мужчин один наружный рудимент, нейронной связью сращенный с мозговой долей, где хранятся первобытные инстинкты наших далеких предков. Это именно он провоцирует нас на скотское поведение, это из-за него нам приходится превозмогать себя, чтобы не опуститься до животного состояния. И, увы, борьба не всегда заканчивается победой над своей дикой сутью… От этого и все беды. А отрубить этот рудимент рука не поднимается. А как тогда дальше жить?
– Сам виноват, – с фальшивым сожалением развел руками Костя. – Не надо было распускаться.
– Ты прав, надо бы закрыть эту тему. А про Гогу стоит поговорить… Ты его знаешь?
– Я Женю знаю. И с Гогой их пару раз видел… Но это давно было. Так давно, что я ничего уже и не помню.
– Да, но три дня тому назад он разговаривал с тобой.
– Ты слышал мой голос?
– Нет. Но я слышал, как он обращался к тебе по имени.
– Называл меня Константином Владиславовичем?
– Нет, Костяном.
– Я уже Плешку закончил, когда он еще студентом был. Он для меня никто, чтобы называть меня Костяном. Меня так вообще никто не звал…
– Ну да, тебя с детства все называли исключительно Константин Владиславович.
– Не юродствуй… Мало ли в Москве людей, которых зовут Костя?
– Думаешь, выкрутился?
– Но я не посылал к тебе никаких девчонок с промытыми мозгами. И то, что билет на экскурсию тебе дал, так это от всей души… Вру. Не от всей души. Просто не знал, куда сдавать эти билеты. Да и лень было суетиться. Подумал, чего добру пропадать…
– Почему не знал, куда сдавать? Где купил, туда и сдал. Или ты не покупал?
– Нет, это презент был. Мне их подарили.
– Кто?
– Это что, допрос?
– Да нет, просто хочу посмотреть, как ты выкручиваться будешь. Сейчас окажется, что билеты тебе подарил твой компаньон.
– Ну, не совсем компаньон. Просто коллега по бизнесу. Миша его зовут, нормальный парень, и бункер, где ты был, ему принадлежит. Ну, на правах аренды, но все равно его собственность…
– Михаил Дмитриевич Полыхаев, – уточнил я.
Я знал, кому принадлежал бункер, кто придумал авантюру с ядерной войной, но с господином Полыхаевым встретиться не смог. В Англии он сейчас, видно, решил, что его могут упрятать за решетку. А может, боится, что по его адресу могут выслать зомбированного киллера…
– Ты его знаешь?
– Нет. Он сейчас за границей. Но хотелось бы с ним поговорить.
