В гулком подъезде едва уловимо пахло хлоркой и солидолом. Видимо, полы здесь не только мыли, но и дезинфицировали, а подъемный механизм старого с открытой шахтой лифта не так давно смазали.
Дверь мне открыла сухонькая пожилая женщина с улыбчивым лицом, но настороженным взглядом. И цепочку она не снимала, глядя на меня из-за приоткрытой двери.
– Здравствуйте, мне Женя нужен.
С ней говорил сейчас не я, а само обаяние.
– Вы, я так понимаю, его сестра, – польстил я.
– Нет, я его мама.
– А я Михаил, брат Оксаны Мышковой. Ваш Женя с ней когда-то дружил…
– Оксана, Оксана… Да, да, дружил, – вспомнила женщина. – Хорошая девочка. Умная, добрая… Жаль, что у них с Женей не сложилось…
– Она сейчас замужем за одним олигархом.
– Ну, какой он олигарх? – неприязненно поморщилась женщина. – Знаю я этого олигарха доморощенного. Костя Стишков. Окно мне разбил, охальник, из рогатки… Да, были времена…
– Да, я знаю, он где-то здесь жил.
– В нашем дворе, – кивнула женщина. – В соседнем подъезде.
Я знал, что Костины родители здесь больше не жили. Он им дом на берегу Волги построил, там они сейчас обитают, на природе, в тиши да согласии… Мне бы самому сейчас домик возле реки, чтобы с утра встать, выпить парного молока и умотать на рыбалку. Ан нет, приходится по душной Москве круги наматывать, причем бесплатно.
– Точно, Костя его зовут… Мне бы его найти. Оксану хочу повидать…
– Так свяжитесь с ней, она вам скажет, где ее найти.
– Как же я с ней свяжусь, если даже номер ее телефона не знаю? Знаю только, где Женя живет. Я в Москву приезжал, когда она с ним дружила, она мне адрес его… ваш адрес сказала…. Вот я и подумал, может, Женя знает, где ее найти…
– Мой Женя замужними женщинами не интересуется!
– А если замужние женщины им интересуются? Он парень видный, а Оксана мне говорила, что любовь с ним – на всю жизнь, – сделав над собой усилие, соврал я.
– Ну, если Оксана сама им интересуется… Если на всю жизнь… – растрогалась женщина.
Вид у нее сейчас был такой, как будто только что на ее глазах закончилась очередная серия мыльной оперы, где мать после восьмисот сорока восьми серий поисков наконец-то нашла свою ну очень юную дочь.
– Я бы дала вам адрес Костиных родителей, но куда-то его затеряла. Они сейчас где-то в районе Дубны живут… Костя мне тоже домик на Волге хотел купить! – не преминула похвастать она. – Но я отказалась. Дело в том, что я исключительно городской житель…
– Я заметил, – премило улыбнулся я. – У вас исключительно уютная квартира. И так вкусно пахнет блинами…
Я не знал, какая у нее квартира, потому что так и не переступил порог дома. Но блинами действительно пахло вкусно.
– Ой, а чего это я вас на пороге держу? – спохватилась женщина.
Все-таки она открыла дверь настежь, но я мотнул головой, отказываясь от ее гостеприимства.
– Мне бы телефон вашего сына. И адрес, если можно.
– Адрес не скажу, а телефон – сейчас…
На клочке бумаги она нацарапала мне номер мобильника, и на этом наше общение закончилось. Я спустился к себе в машину, открыл ноутбук. Можно было позвонить Вике, через нее по номеру телефона узнать адрес Уланова, но у меня была своя база, купленная по дешевке на Митинском радиорынке. Правда, она устарела минимум на месяц, но все-таки в ней имелся нужный мне адрес. Москва, Садовая-Кудринская улица.
Это был старинный, еще дореволюционной постройки дом, с лепниной и барельефами, отреставрированный, под новой крышей. Во дворе самый настоящий архитектурно-парковый ансамбль – фонтан с писающим мальчиком, посыпанные галькой дорожки, скамейки с пластиковыми козырьками, газоны, стриженый кустарник. И машин возле дома почти нет. Правда, заехать во двор я не смог: не пускали закрытые кованые ворота с электромеханическим приводом. Но калитка открыта, и охранника нигде нет. Зато наглухо была закрыта дверь в подъезд правого углового крыла. Одиннадцать окон здесь – четыре на верхнем этаже, столько же на втором, и три – на первом. Окна основного корпуса и левого крыла – пластиковые, а в этих – деревянные стеклопакеты, каждый не меньше чем за тысячу долларов. И крыльцо перед бронированной дверью из мрамора.
Дверь мне открыл крепкого сложения парень с грубым, но добродушным, как могло показаться, лицом.
– Эй, как ты сюда попал? – удивленно спросил он.
– Калитка была открыта, – пожал я плечами.
– А Пашка где?
– Не знаю.
– Вот гад, опять с Катькой болтает… Э-э, а ты кто такой?
– Не ты, а вы, – жестко отрезал я.
– Э-э… Кто вам нужен?
– Уланов Евгений Сергеевич.
– По поводу?
– Да поговорить с ним хотел. По личному делу…
– А как представить?
– Платон я. Платон Молочков. Первый муж Оксаны Мышковой.
– Не знаю такую.
– Он знает.
– Сейчас спросим…
Парень ушел, закрыв за собой дверь, но ждал я недолго.
– Проходите!
Он впускал меня в правое крыло здания, которое, как я и подозревал, принадлежало одному хозяину, а именно Уланову. Нетрудно было догадаться, что дом у него полная чаша, и я совсем не прочь был глянуть на него изнутри. Но все же осторожность взяла верх над любопытством.
– Знаете, молодой человек, я бы с ним во дворе поговорил…
На скамейках возле бассейна ни души, воздух там чистый, тихо, комфортно. И гораздо меньше вероятности попасть в лапы к хищнику, если Уланов таковым являлся.
– Ну, не знаю, – пожал плечами охранник.
Я и сам не знал, согласится ли Евгений выйти ко мне. Если откажется, придется идти к нему домой. Не побоялся же я сегодня отправиться к Косте, а ведь всерьез считал его своим врагом, причем очень опасным.
Но Уланов принял мои условия, вышел во двор.
Это был моложавый мужчина лет тридцати пяти, с ясным, чуточку насмешливым взглядом. Густые темно-русые волосы, модельная прическа, правильные черты лица, чуточку скошенный вправо нос, заметный рубец у губ, отчего рот казался удлиненным влево. Спортивное телосложение, походка бодрая, пружинистая, хотя казалось, что идет он ко мне с большой неохотой.
– Ты Платон? – спросил он, внимательно разглядывая меня.
Я поднялся ему навстречу, но руку он мне подавать не стал, хотя улыбка у него приветливая, не важно, что с изрядной долей снисходительности. Ну как же, он весь такой крутой, а я погулять вышел…
Он был в бело-синей футболке «Найк», в спортивных брюках, шея и пальцы свободны от золота, запястье руки – от часов. Но все равно выглядел он если не на миллион, то что-то около того.
