Тесть уже не хотел скрывать своего молчаливого возмущения, как обиженная девица, спрятал глаза под лохматые брови и прикусил губу.
На другом такси они уехали в противоположную сторону Москвы, в Сокольники, там долго катались по улицам, несколько раз оказывались на набережной Яузы, и наконец разгрузились возле какого-то завода.
— Здесь он, родимый, здесь! — радовался Мавр, нагружая на себя сумки тестя. — Сейчас придем, помоемся в ванне с дорожки, переоденемся…
Покрутившись дворами и переулками, он завел Притыкина в подъезд красного кирпичного дома и помог взгромоздиться на четвертый этаж.
— Вот она, квартирка, — Мавр достал связку. — А ты говорил…
И разочарованно замер у новой стальной двери: не было да и быть не могло ни одного подходящего ключа… И все равно он несколько раз надавил кнопку звонка и встал перед глазком.
Открыла толстая женщина в домашнем халате, увидев пожилых людей, сняла с лица маску угрозы и хамства.
— Слушаю вас…
— В этой квартире когда-то жил Михаил Степанович, — мягко прогудел Мавр. — Жив он, или…
— О, когда это было!..
— А вы давно здесь?
— Да уж лет двадцать, — в голосе ее вновь появилась настороженность. — От завода получали, как освободилась…
— Извините за беспокойство, — раскланялся Мавр и едва захлопнулась дверь, взял тестя и потянул вниз. Тот лишь сердито сопел и норовил показать самостоятельность.
На улице он отобрал свои вещи, отставил в сторонку.
— Ты давай ищи свою квартиру, а я поехал в Архангельск. Все!
— Последняя попытка! — заверил Мавр. — Не найдем — сам отправлю. Видишь, все явки провалены, но есть еще один вариант.
В этот раз они оказались в районе метро Профсоюзная, отпустили машину и пошли пешком по монументальным сталинским кварталам. Остановились в чистеньком дворе на улице Гарибальди. Мавр отсчитал подъезды и потащил тестя к двери, на которой оказался кодовый замок. Притыкин открыл было рот на зятя, но тот глянул сбоку на кнопки и точно надавил три из них. В тихом, огромном подъезде с широкой лестницей и сетчатой шахтой неработающего лифта тесть с тоской спросил, какой этаж, и, стиснув зубы, заковылял по ступеням.
Поднявшись на третий этаж, Мавр достал ключи, выбрал нужный и, сунув в скважину, попробовал повернуть — не вышло. Не теряя спокойствия, он вставил другой, очень похожий на первый, но и на сей раз не получилось. Тесть не выдержал:
— Ты квартирой-то не ошибся?
— Да вроде та квартира — ключи не подходят, — всовывая третий, отозвался Мавр. — Это бывает.
— Ну да, особенно когда ломишься в чужой дом.
— Это наш дом, — замок наконец открылся. — Самое безопасное место в столице.
— Твоя, что ли? — осматривая прихожую, спросил Притыкин. — Смотри-ка, внутри ничего… У тебя что, и в Москве квартира?
— Служебная, — бросил Мавр и пошел открывать форточки. — Духота…
Не выпуская из рук своего рюкзака и сумки, тесть простучал протезом по комнате, остановился на кухне.
— Ты здесь когда последний раз был?
— Да пожалуй, лет двадцать назад…
— А кто еще здесь живет?
— Никто!
— Цветы на окнах политы, вон в хлебнице хлеб позавчерашний и в холодильнике… колбаса почти свежая.
— Тут у меня сослуживец присматривает. — Мавр зашел на кухню. — Клади вещи, раздевайся, как раз и пообедаем.
Притыкин сел на табурет, поставил рюкзак на колени.
— Нас тут… не того? Не арестуют? А то ведь за тобой милиция гоняется по всей стране. Такое впечатление.
— Здесь не тронут…
— Что-то мне неспокойно. Между прочим, всюду видно женскую руку. — Он дотянулся и потрогал верх настенного шкафа. — Пыль протерта начисто и везде… А сослуживец этот не сдаст?
— Верю ему, как себе.
— Хоть бы успеть жалобу подать в Верховный. Жалко дочку. Я всю жизнь парился, и она теперь…
— Завтра подадим, — пообещал Мавр. — Сегодня есть дела неотложные.
Тесть вдруг насупился, и его странные глаза снова ушли в глубину — посмотрел, как со дна колодца.
— Ты смотри там… Вижу, лихой и фартовый. Но чуть потеряешь нюх, стрясут тебя с ветки, свиньям скормят.
— Бог не выдаст, свинья не съест.
— Сколько тебе на самом деле?
— Я не считаю прошедшие годы. Но знаю, сколько осталось.
— Это слышал… Ладно, не полезу в душу. Сам знаешь, почем горькое хлебово.
— Давай тут, хозяйничай. Мойся, ешь, спи, пока время есть. — Мавр ушел в комнату и открыл шкаф. — У меня уже в обрез… Переоденусь и уйду. К полуночи не вернусь, ложись спать. Но утром буду в любом случае.
— А если кто придет?
— Сюда никто не придет.
Он переоделся в дорогой гражданский костюм-тройку, надел легкое пальто, шляпу и взял самодельную, грубо вырезанную трость с отполированным набалдашником. Глаз тестя не мог не отметить топорной работы.
— Не подходит, — определил он. — К костюму не подходит, сразу в глаза бросается.
— Ничего, мне как раз.
— Хочешь, я тебе настоящую трость вырежу? Только бы подходящий материал найти…
— На улицу не выходи, — предупредил зять, прежде чем уйти. — В этих переулках заблудиться — раз плюнуть. Можешь назад не вернуться. Или в милицию заберут.
— Да я что, фраер, что ли?
На улице Мавр взял машину и отправился на Осеннюю улицу, к бывшим домам ЦК КПСС. Побродив вокруг, он выбрал подъезд, спокойно прошел мимо охранников и, поднявшись на пятый этаж, позвонил в семнадцатую квартиру. Дверь открыла красивая, ухоженная женщина лет тридцати в длинном, темно-зеленого цвета платье и тяжелом нефритовом ожерелье. Вероятно, она кого-то ждала и, увидев незнакомого человека, слегка отступила назад.
— Простите, здесь живет Кручинин? — через порог спросил он, вращая трость в руках. — Вы знаете такого?
Красавица отступила еще и отрицательно мотнула головой.
— Нет… лично не знаю, но много слышала… Вы проходите!
Мавр переступил порог и поставил трость.
— Где же он сейчас?
— Погиб… Неужели не знаете? Он выбросился из окна, там, на Старой Площади… Еще в девяносто первом, после путча.
— Не знал, — откровенно загоревал Мавр. — Как жаль… Мне ничего не сказали. А почему Кручинин покончил с собой? Что писали в газетах?
— Не помню… Столько событий, и одно другого страшнее… Говорили, что-то было связано с деньгами… Огромные суммы…
