Почти три года его не трогали, не признавали, не замечали, и забытый, он наконец-то испытал радость жизни простого, никому не нужного человека: донашивал старые вещи, продавал набор советского чиновника — видеоаппаратуру, ковры, румынскую гнутую мебель, пил обыкновенный кефир, ел супы из брикетов и тушенку двадцатилетней давности из разворованных мобилизационных запасов. И почти привык к своему новому положению, однако в мае девяносто пятого к нему явился очень вежливый молодой человек из кремлевской администрации, расспросил, нет ли обиды за прошлое, сообщил, что «чекисты» сурово наказаны за самоуправство, и в качестве компенсации передал небольшую сумму денег.
И тут как прорвало — стали приглашать на совещания в Минфин, на всевозможные экономические тусовки и приемы. А более всего — в качестве эксперта, консультанта и советчика. Алябьев по-прежнему никуда не ходил, пока однажды не прислали машину и не отвезли на фуршет по случаю годовщины то ли победы над путчистами, то ли самого путча. Кого там только не было! Даже «наказанные» комиссары, которые томили в подвале и допрашивали, однако среди этой толпы премьер выделил бывшего работника ЦБ, подошел и зачем-то пожал руку. Алябьев решил, что его с кем-то спутали, но на обратном пути помощник премьера доверительно сообщил, будто в верхах решается вопрос о его возвращении в Центральный банк на старую должность.
Он воспринял это со спокойным, мстительным чувством — ага! Видно, заканчивается всеобщий праздник расправы над государством, приходит к концу срок, данный победителям на разграбление покоренной России, и теперь, когда уже есть олигархический капитал и есть кому подпирать власть, надо снова отстраивать хоть какую-нибудь государственную систему, пока в стране не возобладала анархия.
Но это было лишь первое, обидчивое впечатление. Вернувшись в пустую квартиру, он посмотрел на голые стены, похлебал диетического супчика и неожиданно ощутил легкую ностальгию по обществу, в котором только что был. И плевать, какого оно рода — коммунистическое, реформаторское или вовсе воровское! Любое, оно всегда будет нуждаться в специалистах, а это путь к возрождению.
В таком состоянии его и застал Мавр, явившись к Алябьеву на квартиру без какой-либо договоренности. Они никогда не встречались, не знакомились, однако специалист по золотовалютным резервам обязан был знать о существовании таких людей, как Пронский, поскольку имел допуск к государственным секретам особой важности, за что, собственно, и угодил под арест и пытки.
Знать был обязан, но никогда не мог самостоятельно выйти на них, выяснить фамилию, место жительства и прочие житейские вещи. Некоторые из них находились за рубежом, имели соответствующее подданство и, грубо говоря, зарабатывали деньги на экономическую разведку, диверсии и всевозможные политические операции. На внутреннем жаргоне их называли группниками, поскольку они входили в специальную группу СФС (специальные финансовые средства). Если такой человек-фантом сам искал встречи и выходил на контакт, специалист по резервам все решения принимал единолично и согласно инструкции, после чего докладывал о них первому лицу государства.
Подобного доверия не оказывалось ни председателю ЦБ, ни министру финансов: они могли меняться в зависимости от настроения власти или конъюнктуры, а человек, занимающий пост Алябьева, стоял на нем десятилетиями, к концу жизни готовил себе замену и, как папа римский, уходил только на тот свет.
Или вот так — в связи с революционными переменами в стране.
— Ну, здравствуй, Николай Никитич, — усмехнулся в дверях Мавр. — Принимай гостя, не держи на пороге.
Видно было, Алябьев впустил его случайно, находясь в задумчивой отстраненности, или всецело полагался на охрану, что сидела внизу, ибо в доме продолжали жить государственные чиновники.
Теперь отступать было некуда.
— На улице прекрасная осенняя погода. Не прогуляться ли нам по вашему парку?
Он оказался понятливым, однако находился в заблуждении и никак не мог просчитать, откуда и от кого явился гость.
— Проходите… я сейчас.
Алябьев надел сильно поношенные, но начищенные туфли, серый плащ и линялую старенькую шляпу, сунул пластиковый пакет в карман.
— На обратном пути в магазин зайду.
На лестнице он сгорал от нетерпения и едва вышли за ворота с автоматическим замком и камерами слежения, не сдержался, сунулся к уху и сронил шляпу.
— С кем имею честь?
— Руководитель группы СФС, — представился Мавр и назвал пароль. — Фамилия не имеет никакого значения, зови Мавром.
Он соображал мгновенно, должно быть, потому и держали в ЦБ, однако в самый последний момент вдруг подумал о провокации или проверке, которую могли устроить ему перед назначением на должность.
И все это можно было прочитать на его белом, не утратившим еще породистости лице.
— Не понимаю… о чем вы?
— Успокойся, Никитич, подвоха нет, — Мавр перешел дорогу и встал на парковую дорожку. — Я слышал, ты держался мужественно на допросах и не сломался под пытками. И видишь, оценили, будут предлагать вернуться на работу.
— Предлагать будут по другой причине, — все-таки настороженно отозвался Алябьев. — Специалистов нет, разобраться не могут, почему казна дырявая.
— Вот ты им и поможешь дырки залатать.
— Я еще не решил. Есть смысл отказаться, привык к своему нищенскому положению…
— Это в тебе обида говорит, — отмахнулся Мавр. — Подумаешь, шпана помучила в подвале… Переживешь.
Он не забегал вперед, однако постоянно заглядывал в лицо гостя и чувствовал себя неловко.
— Неужели группники… То есть служба СФС никак не пострадала? Такое чувство возникает… глядя на произвол… Все рухнуло!
— Мы же, как подводные лодки, в автономном плавании, — Мавр скрывал ухмылку. — Без Центробанка-то мы просуществуем, у нас огромный потенциал живучести. А вот как вы без специальных средств?
— Да, сейчас бы они пригодились России. Я опасаюсь единственного… Есть подозрение… Мое личное, — заговорил Алябьев, подчеркивая доверие и одновременно успокаиваясь. — Восстанавливают должность и меня на работе с одной целью: выявить группников и постепенно вытащить ваши активы.
— Правильное подозрение, Николай Никитич. Вытащить и растащить. СФС — это же полная неучтенка.
— Вот это и смущает… То есть моими руками хотят прихлопнуть уникальную систему, которой чуть ли не триста лет.
— Если в семнадцатом ничего не вышло — у этих комиссаров против тех кишка тонка.
— Вы уверены?.. Так издевались надо мной… думал, уж лучше бы убили. Кстати, в основном спрашивали о спецфинсредствах, выясняли, чем конкретно занимался Кручинин… Они что-то слышали о них, кое-что за рубежом подсказали. Считают, это сталинская система.
— Что поделать? Недоучки. И потому ничего у них не выйдет. Сделать следует так, чтобы мы сами вышли из тени и активизировались.
