Он мгновенно уловил состояние Хортова.
— Да, понимаю… Влип ты в гнилую историю.
— Вы тоже из кужелевской конторы?
— Все в прошлом! — засмеялся Гриф. — Дела давно минувших дней…
— Значит, из команды адвоката.
— Какого адвоката? К которому ты ездил в Переделкино? Нет, я с ним незнаком, хотя слышал о его существовании.
— Не понимаю… Зачем вы пришли? Вылечить рану чудесным образом? Накормить жареной свининкой?
— Не только, Хортов, не только… Кажется, ты вчера потерял Дару? Не мог найти ее дом и потому влетел в неприятную историю. Если бы она оказалась рядом…
— Да, я тоже подумал об этом…
— Мы пришли, чтобы вернуть тебя в тот мир, который ты избрал в детстве. Пока тебя не изрочили. Вспомни, какой рок тебе был отпущен Святогором? Ты же не забыл реку Ура?
— Не могу свыкнуться с мыслью, — проговорил Хортов, осторожно пошевеливая левой рукой, — боли не было, — что все это реально…
— Пока ты свыкаешься, твою шкуру натянут на барабан. Надо вытаскивать, пока от живота не освободили. Есть у них такой вид казни для особо злостных плебеев: делают разрез возле пупка и сматывают кишки на локоть, как веревку. Заимствован у хазар. После вчерашней неудачи возле твоего дома они приговорили тебя к жестокой смерти. Человек с пустым брюхом живет еще несколько часов, а бывает, до суток, ни на секунду не теряя сознания.
— Они — это кто? — спросил Хортов.
— Наследники Коминтерна, современный Интернационал. Ты с ним уже сталкивался не раз, совсем недавно разговаривал по телефону.
— Старец Гедеон — их работа?
— Ритуальное убийство, но с элементом гуманности. Вначале тебе тоже дали возможность умереть легкой смертью, от пули в затылок. Но ты ушел от казни…
— А кто убил Кацнельсона? Бывшего работника Коминтерна?
— Свои. Но по-свойски, безболезненно. За особые заслуги.
— Но если вы все знаете, почему до сих пор существует этот Интернационал? — запах жареного мяса, доносящийся с кухни, разливался по всей квартире. — Вам известно, кто кого убил, как и за что, но преступники на свободе. Это что, позиция? Производственная необходимость? Из меня будут выматывать кишки — все равно никого не возьмете? Даже если увидите их на руке, как веревку?
— Не кипятись, Хортов. Придет время — все узнаешь, — в голосе Грифа послышалась насмешка. — Это хорошо, что ты не засветился после покушения. Придется тебя спрятать недели на две. В покое они тебя не оставят.
— Спасибо, утешили!
— Чем богаты!..
— А что я такого сделал? За что они на меня? Публикация материала?
— Ты затронул то, что плебеям трогать не полагается. Плебеям, с их точки зрения. Веймарские акции для них более символ, чем ценности. Для тебя это история, человеческие судьбы, ты профанируешь идею и потому им мешаешь. Для Интернационала такие бумаги — рычаг управления Германией, угроза полной экономической зависимости, а значит, и политической власти. Но тайной власти, Хортов. Там задача совершенно иная, непривычная для нашего сознания, порой необъяснимая. Акции предъявят канцлеру при встрече один на один, и никто никогда не узнает, с чего это вдруг немецкая политика так резко поменяла курс и совершает непредсказуемые действия в отношении определенных государств. России в том числе. Не за миллиарды долларов ведется борьба — за влияние на этносы, способные к самовозрождению, на воинственные государства. Не мытьем так катаньем они попытаются смирить дух немцев, сделать его управляемым.
— То есть Интернационал — высшая каста? Если мы профаны и быдло?
— Ничего подобного. Это рабы, возомнившие себя властителями мира. И имя им — кощеи! Ты же изучал в училище марксистско-ленинскую теорию?.. Теперь их всех надо ввести в заблуждение и подержать в напряжении. Пусть начнут высовываться, искать, а мы поглядим, что за люди и чьи они. Короче, ты уходишь в подполье, но продолжаешь исполнять свой урок.
— Какой урок? Искать акции?
— А что искать? Ты нашел Пронского и установил с ним контакт. Пока этого достаточно. Сегодня нужно выявить всех, кто занимается этой проблемой. Интернационал как всегда работает чужими руками, в данном случае, германскими. И потому на нелегальном положении ты будешь жить в Германии.
— Ничего себе подполье! Нет уж, я лучше останусь здесь. Кто будет меня искать в доме полковника ФСБ?
— Тебе здесь нельзя оставаться более чем на четыре часа, — Гриф взял будильник с подоконника, завел и установил время. — Уйдешь, как зазвенит.
— Интересно, а что может случиться?
— Уже случилось, — щелкнул клювом Гриф. — Кужелев тебя предал. Но ты его должен понять и простить. Потом он опомнится…
— Этого не может быть! — Хортов вскочил. — Мы с ним разошлись во взглядах, но это ничего не значит…
— Хорошо, еще раз проверишь, — мгновенно согласился тот. — Если тебя еще не убедило чудесное излечение. Как рана-то? Не болит?
Андрей машинально пошевелил рукой. Гость заметил и ухмыльнулся:
— Подожди Кужелева, четыре часа не срок… А потом поедешь в Германию. У тебя там есть законная жена, верно? Она же звонит и просит приехать. Это лучше, чем лишат живота. — Гриф достал из кармана зарубежный дипломатический паспорт. — Со своим тебе никак нельзя. Возьми этот. Деньги лежат внутри. Прилетишь в Берлин, спрячешь его понадежнее, чтоб и Барбара не видела. Присмотри за ней, увидишь много интересного. Тебя же смутила ее резкая перемена?
— То есть она каким-то образом причастна…
— Самым прямым образом, — перебил Гриф. — Так что особенно не расслабляйся под боком своей законной жены.
* * *
Кужелев приехал спустя двадцать минут после того, как ушли гости, и что Хортов успел заметить, был в непривычном задумчивом состоянии: объявление его предателем прочно засело в голове и теперь Хортов автоматически следил за каждым шагом полковника.
— Я на пять минут, — сказал он на пороге. — Заехал попутно…
До его звонка в дверь Андрей едва успел убрать со стола, вымыть посуду и проверить, не осталось ли каких следов. Единственное, о чем он забыл — о ране под мышкой и, видимо, слишком вольно держал левую руку, что сразу же бросилось в глаза полковнику.
— Как у тебя там? — спросил подозрительно. — Не дергает?
— А почему должно дергать? — тупо спросил Андрей.
— Если заражение, в ране начинаются спазматические боли… Давай-ка я сделаю перевязку. Хирург приедет только вечером.
— Обойдусь, — отмахнулся он. — Рассказывай, что творится в мире, пока я отсутствую.
На счастье Хортова стерильного бинта и спирта в квартире не оказалось, поэтому Кужелев на время не то чтобы успокоился, а отложил перевязку.
