Из двух женщин, что следовали за мной, больше всего меня волновала Лидочка. Но я чувствовал ответственность и за судьбу ее соседки, ведь она была такой же жертвой злой воли, что и мы. И ей тоже дорога свобода, хотя она этого, возможно, и не осознавала. А бежала за нами, потому что все бегут. Сакраментально, но совсем не смешно.
Кажется, я уже говорил, что не люблю быстро бегать. Но то, что женщины из-за своей медлительности не позволяли разогнаться и набрать нужный для спасения темп, меня раздражало.
Но вот Лидочка вдруг обошла меня и осмысленным движением руки дала понять, чтобы я следовал за ней. Я решил, что в ее беспросветном сознании родилась инстинктивная и, возможно, спасительная мысль, поэтому последовал за ней. Наша спутница ни о чем не думала и, возможно, тупо продолжила бы путь по дороге, но я схватил ее за руку и увлек за собой.
– Зачем? – раздраженно спросила Лидочка.
Ей не понравилось, что я потащил девушку за собой. Но ведь ей должно быть все равно.
– Надо, – коротко, чтобы не сбивать дыхание, сказал я.
Мы пробивались через цепкие заросли кедрового стланика и шиповника, безжалостно ломая на своем пути ветки и сбивая листву. Такой след читался легко даже ночью, поэтому нам нужно было поскорей выйти к реке.
К нашему счастью, подлесок не перешел в высокоствольную тайгу, а иссяк в каменистом русле небольшой и быстрой речушки. Лидочка, казалось, понимала, в чем состоит наше спасение, и с ходу вошла в шумную, пенящуюся воду.
Здесь было мелко, но Лидочка споткнулась о камень и упала, течение немедленно подхватило ее лишившееся опоры тело, но я вовремя поймал девушку за руку, помог восстановить равновесие.
Наша спутница так же лихо вошла в реку и, не удержавшись на ногах, свалилась в воду. Если бы не моя помощь, она бы бревном пошла вниз по течению.
И снова я поймал на себе удивленно-раздосадованный взгляд Лидочки. Ей явно не нравилось, что я вожусь с ее соседкой. Что это – животная ревность или нечто иное?
Впрочем, некогда было задаваться этим вопросом. Тем более что Лидочка уже потеряла к нам интерес. Вполне осмысленно преодолевая сопротивление воды, она направилась вверх по течению.
Вниз было бы идти гораздо легче, но в ее действиях я разглядел хитрую логику. В том направлении, которое она выбрала, мы бы шли к лагерю, в то время как нам нужно было двигаться прочь от него. Наши преследователи решат, что мы ушли вниз по течению, и отправятся за нами. Мы будем уходить в одну сторону, они – в другую. Неплохо задумано. Только как продвинуться вперед, если течение сбивает с ног, да и скользкие камни то и дело норовят выскользнуть из-под ноги?
И сама Лидочка несколько раз падала, а ее соседка так и вовсе держалась за меня. Но все-таки мы смогли пройти метров сто, прежде чем услышали лай гнавшихся за нами собак. Лидочка не обратила внимания на шум, как будто опасность ее не касалась. Но я заставил ее остановиться. Я прижал ее к себе левой рукой, ладонью которой закрыл рот. Нашу спутницу я обнял справа, тем же образом лишив ее возможности закричать.
Мы стояли посреди реки по пояс в воде, застыв каменными изваяниями. Стыдно в этом признаться, но я был близок к самому настоящему обмороку. Не столько страх перед расправой давил на меня, сколько ледяной холод воды, бурное течение и ненадежная опора под ногами. Одно неловкое движение, и мы все втроем сплавимся вниз по реке прямо в прицел наших преследователей.
А их, судя по ярким огонькам фонариков, было не меньше полудюжины. И как минимум две собаки рвались с поводков.
К счастью, лучи фонариков не в состоянии были прорвать густую тьму, в которой мы затаились. Высветить нас мог только мощный прожектор, которого в их арсенале не наблюдалось. И еще ветер дул в нашу сторону, а значит, уносил прочь от собачьих носов запах беглецов. И если бы кто-то из девушек вдруг крикнул, голос бы сначала смешался с шумом реки, а потом был бы уже унесен в безлюдную темноту. Но ни Лидочка, ни ее соседка не пытались вырваться из моих объятий, а ведь им же было так же тяжело, как и мне. В какой-то момент мне даже показалось, что девушки превратились в ледовые статуи.
Преследователи совещались недолго. Тщетно потыкали фонариками в нашу сторону и направили своих собак прочь от нас. Все-таки они решили, что мы ушли вниз по течению.
Я дождался, когда свет их фонариков растворится в ночи, на негнущихся ногах сделал шаг к противоположному берегу. Я не превратился в замерзшее изваяние, но мне казалось, что, споткнувшись о подводный камень, я развалюсь на куски льда. К счастью, это не помешало мне выйти из реки самому и вывести на спасительный берег моих спутниц.
Мы шли, не разбирая дороги, через кустарник, через лес. Чем дальше уйдем от реки, тем лучше. Так думал я, увлекая за собой девушек. Думала о чем-то подобном и Лидочка. Ее соседка вообще не напрягала голову, но тем не менее держалась лучше нас – шла как завороженная, не чувствуя усталости. Мы же с Лидочкой едва держались на ногах.
Как это ни обидно, но первым не выдержал я. И остановился, воспользовавшись правом начальника.
– Перекур!
Я обессиленно обнял поросший лишайником, мягкий и бархатистый на ощупь ствол дерева. Лиственница ли это была, кедр или сосна – все равно, так приятно было ощутить спрятанное в нем тепло летнего дня. Но приятность эта была относительной и длилась каких-то несколько мгновений. Холод от мокрой одежды пробирал до костей, заставляя тело трястись, как в лихорадке. От усталости подламывались ноги – хотелось упасть и лежать, ждать, когда вернутся силы, чтобы затем развести костер.
Спичек у нас не было, но я мог добыть огонь с помощью оружия. Для этого нужно было разобрать три патрона – из двух просто высыпать порох, а из последнего изъять только пулю, заменив ее клочком сухой ткани. После чего я выстрелю в землю, чтобы затем тлеющей тканью зажечь порох и распалить костер. В принципе, можно обойтись без выстрела, если найти острый и длинный предмет наподобие гвоздя, которым я ударю по капсюлю патрона…
– Пойдем, – взяв меня под локоть, сказала Лидочка. – Тут недалеко…
– Что недалеко?
– Пойдем! – не ответив, потребовала она.
Я пожал плечами, с трудом оторвался от дерева и поплелся за ней.
Лидочка и сама едва волочила ноги, но тем не менее смогла пройти без остановки еще пять-шесть километров. И через колючие заросли карликовой березы вывела нас к зимовью. Это было небольшое по величине строение, которое можно было сравнить или с высоким колодезным срубом, или низкой, мне по плечо, избушкой без окон и с плоской крышей. Бревна старые, темные, местами поросшие мхом. Дверь здесь была такой узкой и низкой, что забраться внутрь можно было только на корточках и боком.
И все-таки это было жилище, в котором еще сохранилось тепло прошедшего дня. Здесь можно было и согреться, и спрятаться от врагов.
В домике было темно и затхло, земляной пол под ногами сухой, плотно утоптанный. В дальнем углу помещения обнаружилось несколько охапок старого, перепрелого сена. Какое-никакое, а ложе. Наша с Лидочкой соседка нашла его на ощупь и легла, свернувшись калачиком. И не трясет ее от холода, не лихорадит от усталости.
