Но стрелять не пришлось. На стук в дверь отозвался пьяный женский голос:
– Ну, наконец-то!
Дверь открылась, и показалось симпатичное лицо. Девушку можно было бы назвать красивой, если бы не следы душевной коррозии в чертах лица. Что-то грязное в ней, порочное, а потому и отталкивающее. К тому же она была порядком навеселе.
– Ой!
– Тихо, Маша! – Закрыв ей рот, Богдан силой повернул девушку к себе.
А Ревякин, обогнув его, первым ворвался в квартиру.
– Спокойно, братва!
Веселая компания собралась в гостиной, а Богдан, затолкнув девушку в ванную, обследовал кухню и другую комнату. Никого. Теперь можно присоединяться к Ревякину. А за девушкой присмотрит дядя Костя.
В комнате за накрытым столом сидели трое. Двоих Богдан узнал – Мохнатый и Кипяток. Он знал их по фотографиям. А третьего он видел впервые. Внушительной внешности мужчина, мощный, заматерелый. Ревякин уже заставил их всех держать руки на столе.
– Будем паспорта проверять или так поговорим? – глядя на Махора, спросил Ревякин.
– О чем нам с тобой говорить, начальник? – с неприязнью во взгляде ухмыльнулся вор.
Богдан видел татуировки у него на пальцах. Видно, что у человека богатое уголовное прошлое.
– О жизни. О том, как дальше жить собираешься.
– Я знаю, как жить, начальник.
– А у нас две кражи «глухарем» висят. Можем поговорить об этом.
– Ну, давай поговорим, начальник.
– Пусть твои дружки погуляют…
Мохнатый и Кипяток не стали ждать, когда их попросят. Дружно поднялись из-за стола и, слегка пошатываясь, вышли из квартиры. При этом один из них попытался зацепить плечом Богдана. Как бы невзначай. Но Богдан знал, что нужно делать в таких случаях, потому парень скривился от боли, натолкнувшись на него.
Убогая квартира, мебели почти никакой, на стенах грязные обои, пол давно не мытый. И накурено так, что не продохнешь.
Ревякин открыл окно, чтобы проветрить комнату.
– Это тебе не тюремная хата, Махор, – с насмешкой сказал он. – Здесь решеток на окнах нет… Только вот непонятно, хорошо это или плохо?
– Это ты о чем, начальник? – Голос у вора густой, сиплый.
– Ну, мало ли. Вдруг напьешься вдрызг, каяться начнешь, потом из окна выпрыгнешь…
– Не понимаю тебя, начальник.
– Тут недавно один товарищ из окна вывалился.
– Да? И что?
– Может, сам вывалился, может, помогли…
– Я здесь при чем?
– Да при том, что ему помогли вывалиться. И ты одному человеку это предъявил.
– Кто? Я?! Ты что-то путаешь, начальник.
– Я так понимаю, ты за Рычагова хочешь спросить?
– А кто это такой?
– Законный вор. И ты, я знаю, законником объявился. Я тебя сейчас за жабры возьму и в кутузку. А потом в СИЗО. Тюрьма проверит, в законе ты или как…
– Я в законе, начальник. И нечего тут! – набычился Махор.
– Но я-то этого не знаю. Перстень вижу, может, звезды у тебя под рубахой. Но ведь все это нарисовать можно…
– Меня на Тобольской пересылке короновали! По всем законам! Уважаемые люди…
– Да ты не кипятись, не надо. Если ты вор, то ты за свои слова ответить должен. Ты обещал спросить с Шурина, ты с него и спросишь. А если нет, то грош тебе цена… А как ты с Шурина спросишь? Он с охраной ходит. И его наше ментовское начальство бережет. А тебя не бережет. Тебя уже сейчас можно закрыть. И мы тебя закроем. А ты в тюрьме покажешь, какой ты крутой. Если ты реально законник, то тюрьма – твой дом родной. И если Шурин туда попадет… – Ревякин нарочно затянул паузу.
– Как он туда попадет, если его ваше ментовское начальство бережет? – заинтригованно спросил Махор.
– Мы не то начальство. У нас большой зуб на Шурина… Короче, ты помогаешь нам его закрыть, и мы отправляем его в тюрьму.
– Кого закрыть, начальник? – жестко глянул на Ревякина уголовник. – Шурина? Ты хоть понял, что сказал? Я – законный вор, и я должен кого-то закрыть? Я что, за мусора сработать должен? Ты ничего не попутал, мент?
– Ты рогами тут не махай, не надо. И порожняки гонять не след.
– Какие порожняки, начальник? У меня реальный расклад!
– Откуда я знаю, реальный у тебя расклад или ты вола водишь, как дешевый фраер? Может, ты фанеру Шурину задвинул? Может, и не видел никто, как он от Коваля уходил… У тебя разговор с Шурином был, тебе умыть его надо было, не вопрос. Если ты пулю запустил, это твое право. Но ты законный вор, тебе словами бросаться нельзя…
– Не надо меня лечить, начальник, – презрительно скривился Махор. – Я вола не водил. Есть человек, он все видел…
– Что за человек?
– Я вор, начальник. Мне западло под мусоров подпрягаться.
– Но мы же здесь одни, никто из твоих ничего не слышит.
– Я сказал, начальник, – пренебрежительно отмахнулся от Ревякина вор.
– Ну, тогда собирайся! В отдел поедем, пальчики твои снимать будем. Вдруг это ты на Гоголя хату выставил…
– Какую хату, начальник? Я не при делах!
– Давай, давай! – Богдан расслабленно протянул к вору руку.
И это ввело того в заблуждение. Буйный нрав подвел. И пренебрежение к молодым операм. Махор с презрением отбил протянутую руку. И тут же его предплечье оказалось в жестком захвате.
Мощная рука у Махора, и голова соображает. Понял вор, что попался, напряг все свои силы, чтобы дать отпор. Но Богдан знал свое дело. И у самого силы в избытке, и еще он знал, как обратить энергию врага против него самого. С заломленной за спину рукой Махор грудью рухнул на стол и взвыл с досады.
– Сука мусорская!
Он снова напрягся, но Богдан ударил его подушечкой ладони по затылку. Сознания вор не потерял, но поплыл здорово. Зайцы у него сейчас в глазах скачут, тошнота под горлом. В таком состоянии он сопротивляться не будет. К тому же Богдан уже поймал его левую руку, свел с правой. И наручники с пояса снял.
– Я скажу! – затравленно прохрипел вор.
Но Богдан и не думал его отпускать. И наручники защелкнул на запястьях.
– Говори!
– Есть один пацан, Кипяток его знает. Он телку свою провожал, он видел, как Шурин из квартиры Коваля выходил. Шурин вышел, и он вышел. Дом обошел, а там Коваль уже лежит…
– Что за пацан?
– Пыж кликуха. Пыжов фамилия.
– Точно?
– Я тебе не баба, чтобы ломаться. Если сказал, значит, точняк.
– Ну что, на кичу тебя оформлять будем?
