Я с воплем напал сзади, монстр обернулся, двое из рыцарей ударили его в бока, третий обрушил сверкнувшую в небе секиру на загривок. К моему облегчению, тяжелое лезвие рассекло толстую шкуру в костяных пластинках и погрузилось чуть ли не наполовину.
Чудовище развернулось и, моментально достигнув смельчака, ухватило его страшной пастью. Рыцарь успел вскрикнуть, страшно заскрежетали стальные латы. Панцирь со звоном лопнул, из трещины ударил фонтан горячей красной крови.
Рыцарь с копьем разогнал коня и, с треском проламывая броню, всадил длинное острие в левый бок, натужился и вогнал глубже. Монстр с ревом развернулся, ударом лапы перебил копье, ухватил зубами за ногу, сдернул на землю. Мы с двумя оставшимися набросились с мечами, стараясь углублять уже нанесенные раны, однако зверь подмял несчастного под себя и во мгновение ока растерзал, не обращая внимания, что тот в стальных доспехах.
Хреймдар выбросил вперед ладони и прокричал нечто. Зверь на мгновение застыл, но только на мгновение, тут же с голодным блеском в глазах развернулся в его сторону.
Мы трое с яростными криками рубили и рубили в бешеном темпе, после которого только упасть и умереть, монстр остановился, прогремел рев, сильным ударом корпуса чудовище сбило одного на землю и прижало лапой, но по его залитому кровью телу прошла дрожь. Он качнулся, судорога тряхнула с головы до лап, и, взревев уже не с такой мощью, рухнул на землю.
Я упер острие залитого кровью меча в землю и, держась за него, пытался удержать впрыгивающее из груди сердце. Рядом хрипит бледный как смерть Хреймдар, а последний из оставшихся на ногах рыцарей подошел, пошатываясь и глядя изумленными глазами. Щеку раскроила глубокая рана, я рассмотрел сквозь прорезь белые зубы.
Он чуть наклонил голову, на больший поклон не решился, чтобы не рухнуть от слабости.
— Кто вы?
— Те, — ответил я хрипло, — кто… помог…
Он смотрел с огромным изумлением, я протянул руку и коснулся кончиками пальцев его щеки. Холод ожег по самую ладонь, я удержал ее, хотя спинной мозг вопит в ужасе и требует отдернуть.
Рана на его щеке не закрывается, а я почему‑то не чувствую ни тепла, ни холода в своей ладони.
Он всмотрелся в мое лицо.
— Как ваше имя, сэр?
— Ричард, — ответил я хриплым голосом, грудь все еще ходит ходуном, а сердце колотится бешено, обеспечивая ускоренный метаболизм. — Паладин Господа, крестоносец и Защитник Веры.
Он проговорил медленно, не отрывая от меня изумленного взгляда:
— Вот оно что… Вера теперь настолько сильна?..
— Достаточно, — ответил я настороженно. — Кто вы, сэр?
— Граф Эскорианд, — назвался он. — Мы четверо однажды ушли с поста к гулящим девкам, а чудовище, от которого мы охраняли вход, прорвалось в город и учинило бойню…
— Гм, — проговорил я, не зная, что сказать, — это… оно?
— Да, — ответил он, — и потому мы были осуждены искать его, пока не уничтожим силами нас четверых.
— А это непросто? — проговорил я.
— Оно убивало нас семьдесят три раза, — сказал он просто. — Но вы помогли нам…
— И, — сказал я, — вы… все выполнили?
Он медленно кивнул, рана на лице осталась такой же жуткой, я все еще видел окровавленные десны и желтые коренные зубы через этот разрез, но кровь… почему‑то не струится.
Медленно он подал руку оставшемуся в живых соратнику, на которого монстр наступил и смял ему панцирь, но тот покачал головой и прошептал:
— Не смогу…
Рыцарь сказал замедленным голосом:
— Хотя теперь это и неважно.
Его тело странно осветилось, я охнул и задержал дыхание. Чистый свет ударил из глаз, затем разом из груди, плеч. Через мгновение он стоял, счастливо улыбающийся и раскинув руки, рана на щеке исчезла.
Я отступил на шаг, не в силах смотреть на яркий свет, а он, резко помолодевший, вскрикнул с восторгом:
— Мы прощены!..
Второй проговорил с земли слабым голосом:
— Мы возвращаемся.
Его тоже охватил свет, и через мгновение, когда разом погасло, я видел только блестящие от крови монстра мелкие камешки. Я оглянулся на тех двоих, что погибли в пасти монстра, но их тела тоже превратились в свет.
Хреймдар охнул, как мне показалось, с жалостью. Туша диковинного чудовища, из которого можно было наковырять чего‑то ценного, исчезла, даже галька под ногами стала сухой и тусклой.
— Кто… они были?
Я пожал плечами.
— Это ж вы эрудит. Я только отважный рубатель.
Он покачал головой, взгляд его серых глаз, устремленный на меня, показался мне чересчур странным.
— Ваше высочество, вы это вот называете скучными занятиями политика?
— Ну, — протянул я, — как бы да. Увязаю в житейских буднях… Вот так и жизнь пройдет в подобной мелочной суете, а потом вспомнить будет нечего!
Он просипел, тяжело отсапываясь:
— Не… че… го?
— Ну да, — сказал я сердито. — Может быть, я рожден для великих дел? Кто знает?.. Но так и прокопаешься в таком вот… Как будто можно перебить всех гадов своими руками! Нет, надо систему менять…
Он сказал вздрагивающим голосом:
— Меняйте, а я теперь вообще не высуну носа из своей башни! Ничего себе житейские мелочи.
Меня самого встряхивало после пережитого, но мы, мужчины, немножко актеры даже в отсутствие женщин, я сделал вид, что зевнул, и сказал уныло:
— Да — да, вы правы. Мне пора. Завтра коронация. А потом я… фью!
— Вас только церемония держит?
— Для народа она все, — напомнил я важно. — Потому для его спокойствия и умиротворения мы сделаем все. Даже нарядимся этими клоунами.
Он огляделся.
— Судя по тому, что это черное тащило нас сквозь камни недолго… мы все еще в Мезине?
— Недолго, — сказал я, — не показатель. За это время мог бы утащить нас на край света. Но я просил…
— Велели!
— Велел, — согласился я скромно, — велел отнести к ближайшей щели. В смысле, расщелине в земле, а то улыбочка у вас что‑то больно ехидная.! Так что да, в Мезине. Как предполагаю, я не очень уж географист… А что, подумываете ножками — ножками? С палочкой в руке? Чтобы собак отгонять?
— В другой раз, — ответил он.
— Или фьють, — спросил я, — и в своей башне?
Он вздохнул.
— Не смогу вот так сразу. Заклинание готовить нужно долго, а еще и силы копить. У меня было наготове то, останавливающее… Его я приготовил на случай, если бы вдруг в недрах что‑то напало.
— Тогда как?
