— Нет… это все альвы, что остались от всего великого племени.
Я присвистнул.
— Негусто. Хотя, с другой стороны, Адам и Ева вон сколько наплодили. Правда, Змей весьма так помог… Приветствую вас, могикане!
Они остановились на безопасном расстоянии да и чтоб не слишком задирать головы, кто знает, какое у них строение позвонков шейного отдела, а вперед на шаг выступил один, лицо сморщенное, как печеное яблоко, и такое же серо — желтое, остановился, всматриваясь в меня.
— Приветствуем и тебя, великий конт Астральмэль, — проговорил он тонким голоском. — Ты видишь остатки некогда могучего народа, но сейчас мы видим только наше медленное сползание в небытие. Нам нечего предложить тебе, конт, но от тебя зависит, исчезнем мы с лица земли или наша жизнь продлится!
Я кивнул, быстро перебирая в уме стратегию переговоров. Вообще переговоров не будет, если им предложить нечего, торговаться и обсуждать какие‑то пункты не будем, это точно, они сразу выложили все карты на стол, признавшись, что козырей у них давно нет…
— Спасибо, — пробормотал я, — спасибо за доверие… И за, как бы, веру в мою эту… человечность, что сирых и убогих… гм… Это есть в нашем рыцарском кодексе, так что не вижу, почему в их число не включить и альвов, вы же давно сбиты с коней, растеряли боевой дух, измучены и ранены, а Господь велит таким помогать даже безвозмездно, а это вообще даром… из милосердия и как бы гуманизма. Во имя, так сказать.
Старейшина продолжал всматриваться в меня не по — мужски большими глазами.
— Ты берешь и нас под защиту?
— Беру, — ответил я. — Только я не Господь, мои возможности весьма как бы не, но зато это реально, грубо, зримо, как водопровод, сработанный еще рабами Рима… гм… ну неважно, это во мне поэтическое, как вон у Нерона, тот еще был поэт, за что и погиб так красиво… У вас есть какие‑то особенные пожелания?
Старейшина покачал головой.
— Только чтобы нас не убивали. Мы устали прятаться потому, что у нас почти все силы уходят на то, чтобы укрываться. Это же такое счастье, когда вот так стоим и не напрягаем в себе все, чтобы удержать в себе тепло, запахи и даже зримость!.. Потому люди, которые ни от кого не прячутся, так могущественны!
— Хорошо, — сказал я, — это я обещаю. Хоть и не сразу.
— Конт?
— Людям недостаточно сообщить мою волю, — объяснил я. — Ее нужно чем‑то еще и подкрепить, мы же люди! Хотя бы штрафами. Потому сперва продолжайте укрываться, но процесс, считайте, уже запущен. С церковью улажу. Из фанатиков я один остался, но я весьма прагматичный фанатик… Зайчик!
Арбогастр вскинул голову, а Бобик мигом оказался рядом, плюхнулся задом на землю и суетливо ерзал, требуя взглядом: ну прикажи что‑нибудь, я же здесь, я рядом, я же почти Зайчик, только лучше, ну обрати на меня внимание!
Наконец подошел и арбогастр, я вставил ногу в стремя, Уулла так и стоит на прежнем месте, больше не проронив ни слова.
Я поинтересовался:
— Тебя куда‑нибудь подбросить?
— Подбросить? — переспросила она в недоумении. — На дерево? Нет, я сама…
— Если появишься в моем дворце, — сказал я, — любом из, никто не тронет. С простым народом посложнее, но постепенно все уладим. Так что до встреч, люди! Обещаю, я подумаю, чтобы и простые люди стали к вам добрее.
Я вскинул руку в прощании, Бобик подпрыгнул и ринулся со всех ног вперед. Арбогастр пошел за ним, набирая скорость. Людьми я назвал не случайно, пусть видят мое отношение, а что все так коротко, так просьбу услышал, среагировал, пообещал, а дальше уже надо принимать некоторые меры.
Из Мезины можно сразу наискось через Армландию до Туоннеля, а там и Сен — Мари, но Бобик упорно берет левее, я пару раз прикрикнул, потом сообразил, что в самом деле надо заскочить в Савуази, это почти по пути, хоть и не совсем, а из Савуази могу через зеркало сразу в Геннегау. Или с той же скоростью через пентаграмму аббата Дитера. Даже браслет Гонца теперь могу использовать, чтобы прыгнуть в Истанвиль, потому что там магнитом служит отважно — трусливая Лалаэль, дочь Верховной жрицы, заменившая в женском порыве самоотверженности брата.
Мелькнула мысль, что мы, потомки, круче: Менелай в результате десятилетней войны разрушил ради женщины одно царство и погубил всех своих людей, а я покорил два, тем самым увеличив налогооблагаемые территории.
И управился побыстрее, мы ж новое поколение, христиане, мыслим прогрессивно. Потому оба королевства взял, а женщину оставил. Просто руки заняты, а то бы взял, да, все из‑за женщин, а как же, это потом будет из‑за бизнеса, нефти, политики, сфер влияния, а сейчас народ пока простой и честный.
Ветер свистит в ушах, справа и слева мелькают поля, рощи, иногда овраги, появились и долго скользили мимо богатые виноградники, усеянные огромными гроздьями спелых ягод, крупных и налитых соком, хотя вроде бы еще рано, но я не садовник, такие тонкости ни к чему.
Появилась дорога, и мы некоторое время неслись по ней, широкой и удобной, справа и слева небольшие канавы для отвода воды, давно заросшие травой и бурьяном, однако чувствуется, что эта некогда оживленная дорога после упадка в несколько сотен лет снова начинает возвращаться к жизни, пусть еще и не в полную мощь…
Крохотная черная точка далеко впереди вдруг остановилась, Зайчик скорость не сбросил, но через пару мгновений затормозил, упершись всеми четырьмя и откинувшись назад.
Бобик с недоверием рассматривает сидящего на земле здоровенного, но крайне худого мужика, лохматого, черные волосы охватывают всю голову, оставляя только лицо, да и там даже щеки покрыты густой щетиной, подходя почти к глазам.
На правой лодыжке блестит широкий стальной браслет, от него идет короткая цепь к массивному чугунному шару. Цепь нарочито короткая, чтобы нельзя было шар взять в руки. На мой взгляд, вес должен быть таким, что и пятерым не поднять…
Вся одежда в таких лохмотьях, что даже и не знаю, как держится. На стук копыт он обернулся, в кулаке зажата рукоять короткого ножа.
Я поморщился.
— Не глупи.
Он прорычал:
— Чего надо?
— Кто ты и что ты, — ответил я холодно. — А потом решу, убить тебя на месте или же… нет, к городским властям не потащу, я лорд, просто оставлю прогуливаться по здешним просторам дальше.
— Ну так и оставь, — сказал он злобно.
— Не могу, — возразил я. — Сперва скажи, кто ты. Если соврешь, убью. Если скажешь правду, то… может быть, и не убью, мало ли чего у тебя такое украшение. Может быть, тебе нравится.
Он зло скривил губы в усмешке.
— Вот — вот, я просто в восторге!.. Я счастлив. Только и думаю, вот бы еще на вторую ногу для полного… ликования.
— Ну, — напомнил я, — говори.
