Боудеррия крикнула:
— Собрать раненых!..
Это было больше для меня, я подошел к оборотню, он распростерся ко мне ближе всех, заросшая жесткими волосами уродливая морда подергивается в попытках трансформироваться в человеческое лицо, но сил слишком мало, он в тоске закрыл глаза.
Я сказал тихо:
— Тебе помочь или хватит сил самому?.. А то не знаю, как там другие…
Он просипел слабо:
— Идите… к… ним…
Я поспешил к Боудеррии, ощупал ее, заживляя два серьезных перелома и три острые раны от когтей, потом потрогал Каспара, Ульриха, хлопнул по плечу Эдгара, этот отделался простыми ушибами, вернулся к Амброзу.
Он все еще силился вернуться в человеческий вид. Я опустил ладонь ему на лоб и подержал, чувствуя, как холод вошел в мое тело и медленно потек во внутренности, где медленно истончился и рассеялся, оставив ощущение пережитого страха.
Он задышал чаще, Боудеррия подошла к нам, за нею остальные, окружили распростертого оборотня. Амброз поспешно сел, шерсть быстро исчезла по всему телу, морда стала совсем человечьей, на спине исчез горб из массы мышц.
Он медленно и обреченно поднялся, еще не зная, что скажут эти люди, а Боудеррия перевела взгляд на его широкие ладони, которыми он прикрывает пах.
— Ладно, — сказала она грубо, — перестань стесняться!.. Подумаешь, без штанов… У тебя там все в порядке, не стыдно показаться и женщине, а у нас тут вообще одни мужчины… Каспар, не хихикать!.. Хочешь сказать, что я не мужчина? Сразись со мной, и посмотрим!
Каспар сказал поспешно:
— Мужчина ты, Боудеррия, мужчина!.. Даже Боудерром буду звать, если хочешь! Или вообще Будером, только скажи!
Боудеррия подумала, сказала милостиво:
— Нет, не хочу. Ладно, живи.
Каспар с облегчением вздохнул и перестал демонстративно трястись, как Бобик после купания. Все вокруг довольны, но все еще нервно ржут, Каспар играет страх, даже панический ужас, но это знают только они, а этот Амброз всему верит всерьез, по роже видно…
Гевин дал ему свой плащ, Амброз торопливо укутался, а Эдгар спросил с наивным удивлением:
— Ты что, всякий раз штаны рвешь, когда… ну, это?
Амброз помялся, буркнул, отводя взгляд:
— Обычно я сперва раздеваюсь…
— А сейчас?
— Торопился, — ответил Амброз.
Ульрих хлопнул его по плечу.
— Спасибо! Ты всех нас спас. На вот тебе пару монет… на дюжину штанов, ха — ха, хватит!..
Ко мне подошел Малькольм, грудь его все еще бурно вздымается, но уже не от драки, пытался поднять лапу монстра и срезать когти, что помогают при чесотке, заикании, приступах страха и, самое главное, усиливают мужскую силу в постели.
— Ваше высочество, — сказал он, тяжело дыша и жадно хватая раскрытой пастью воздух, — ваше высочество… вы спасли наши шкуры!
Я изумился:
— Каким образом?.. Я даже не успел ударить как следует…
— Вы привели нас сюда, — сказал он горячо. — Этот гад был еще одурманен каким‑то зельем, иначе бы его там не поймали и не притащили на то место… ну, откуда сюда…
Боудеррия сказала злобно:
— Мне тоже показалось, что этот зверь малость не в себе. Он мог бы двигаться быстрее. И соображать.
Каспар содрогнулся всем телом.
— А если бы полностью пришел в себя?.. Страшно и подумать!.. Он бы все разнес…
Отряд облепил труп чудовища, как муравьи дохлую жабу, с усилием отрывают чешуйки, они у магов и лекарей дороже золота, кто‑то с пыхтением срезает когти, могут быть и просто трофеями, Ульрих присматривается к голове, такую можно бы укрепить над входом в главный зал…
Боудеррия кивнула мне на оскорбленного и смертельно обиженного Бобика.
— Как будете к нему подлизываться?
— Не знаю, — ответил я откровенно, — но он добрый, к вечеру перестанет дуться…
— Как вы его бережете!
— Берегу, — согласился я. — Понимаешь, собака не должна расплачиваться за наши промахи.
Она ухмыльнулась.
— Не оправдывайся, Ричард. Мне тоже собак жальче, чем людей. У людей есть выбор, они знают, на что идут! А собаки жертвуют собой ради нас.
Амброз, кутаясь в плащ, подошел бочком, на ладони уже несколько монет, это и Рамон пожертвовал на новые штаны, а Эдгар добавил на башмаки.
— Ваше высочество, — проговорил он тихонько, — мне показалось… вы догадались сразу?
— Когда ты вышел к костру? — спросил я.
— Да…
— Ну, Каспар здорово умеет подражать крикам всех зверей, а ты пришел на зов.
Он пробормотал:
— Ну, я мог быть и простым странником.
— Ты он и есть, — ответил я, — а что оборотень… ну, это само по себе не хорошо и не плохо. Смотря как ты этим пользуешься. Мое чутье говорит, что ты добрее меня. Даже намного добрее.
Он зыркнул на меня исподлобья, насторожился.
— Ваше высочество…
— Ну — ну?
— А вы что, тоже?..
Я кивнул.
— Только не волком, больше люблю че — нить с крыльями. Мяса мне и так принесут, самому бегать за ним не обязательно, а вот перелететь через лес или горы, это же как удобно!
Он вздохнул то ли завистливо, то ли с облегчением.
— Да, конечно… Но как… церковь?
— Это зависит, — ответил я, — рушишь ты ее здание или собираешь камни для ее стен. Но лучше, конечно, такое вообще не показывать. Пусть догадываются, но… это их дело. Церковь о многом не только догадывается, но и знает, однако не на все реагирует.
— Почему?
— Боится перегнуть, — объяснил я. — Перемены нужно вводить постепенно. А у церкви терпения и времени много.
Он подумал, кивнул.
— А что, вон тот в самом деле может пролезть в любую щель?
Я кивнул.
— Сам бы не поверил! Мясо еще как‑то понятно, но чтоб кости… Только он их тоже умеет как‑то делать по — детски гибкими, прямо вытягивает в ниточки… Однажды на моих глазах влез в щель, куда я смог всунуть только три пальца, а четвертый уже не поместился… А потом вылез и сказал, что в той пещере ничего нет, не стоит и возиться, раскидывая камни.
Эдгар прокричал ликующе:
— Я тут мяса кусок вырезал!.. Давайте поджарим?.. Потом будем хвастаться!
Амброз оглянулся, перекривился.
— Чем зверь крупнее, тем мясо жестче. Но, конечно, если чтоб потом рассказывать…
Через полчаса от костра потянуло будоражащим ароматом жареного мяса. Эдгар, стараясь вернуть расположение грозной Боудеррии, расстарался вовсю, даже, судя по запахам, использовал запас специй.
