Я сказал с нажимом:
— Давайте, выкладывайте! Вы не представляете, как мне важна любая позитивная информация, когда такой бардак в городе, во дворце и даже у меня в голове!
Он перевел дыхание, на лице мелькнуло колебание, говорить или умолчать до более удобного случая, но я смотрю требовательно, и он сказал с юношеским жаром:
— Ваше высочество, вы не представляете, что я отыскал!..
Я подбодрил:
— Ну — ну, что?.. Клад с сокровищем?
— Именно, — сказал он пылко. — Такой клад, что просто и не знаю. Увидите — ахнете!
— Ну — ну, — сказал я, — показывайте. Где прячете?
— Это всего в ста милях отсюда, — заверил он. — Я как‑то сбился с пути и, чтоб не промахнуться, понесся прямо на юг, а там, дескать, поскачу вдоль береговой линии.
— И что?
Он сказал с восторгом:
— К счастью, так и сделал! Господи, да там такая великолепнейшая бухта, впятеро больше тарасконской, только в нашей горло поуже, защищать легче, а там выход к воде намного шире, зато на краю руины величественного города, представляете?
— Порыться успели? — спросил я.
Он с пренебрежением отмахнулся.
— В Тарасконе такие корабли строятся, а вы мне ерунду предлагаете!.. Город, похоже, несколько раз пытались отстраивать, внутри следы сравнительно свежих пожаров, это уже пираты следили, чтобы никто не смел селиться у воды… Думаю, руины пока сносить не стоит, сперва построим между ними бараки для рабочих, пусть поработают сперва плотники да каменщики, а потом и корабельщиков пришлем.
— А сама бухта?
Он понял, сказал с прежним жаром:
— Настолько хорошо защищена высокой горной грядой даже от ветров и бурь, не только от океанских волн, что даже и не знаю! В бухте вода будет спокойная, как в деревенском пруду!.. Все — все, ваше высочество, не смею вас задерживать!
Он откланялся и вышел, хотя, конечно, я охотнее поговорил бы с ним и о бухте, и вообще о перспективах флота. Ришар снова удивил, вот уж я не думал, что он с такой страстью увлечется морем, которого никогда раньше не видел.
Уже после заката я принял еще двух полководцев, которых нельзя не принять, учитывая несколько щекотливые отношения: стальграфа Филиппа Мансфельда и рейнграфа Чарльза Мандершайда.
И хотя они вполне вписались в бурный и стремительно развивающийся мир Сен — Мари, что уже и не Сен — Мари, а значительно шире, все же чувствую некоторую натянутость и немножечко вины. Королевство Турнедо, которое они так защищали, мною захвачено и даже как бы не существует, хотя в последнее время все чаще даю понять, что было сказано сгоряча и в пылу сражений, а так, конечно же, королевству быть, славное имя останется.
Хотя, конечно, это мои мерехлюндии, оба полководца чувствуют себя прекрасно, их везде встречают, как героев, помня про стремительный удар пиратскому десанту во фланг, что и переломило ход сражения.
Стальграф Филипп после поклонов и уверений в преданности сказал с ходу:
— Ваше высочество, прошу вашего разрешения побывать в Вестготии!
— Разрешаю, — ответил я автоматически.
— …и лично, — договорил он, — заключить договоры с местными ремесленниками!
— Если это целесообразно, — ответил я осторожно, — а что случилось?
— Из Вестготии, — сообщил он с некоторым неудовольствием, как мне показалось, — везут к нам на продажу доспехи из лучшей на всем континенте стали!
— Верно, — согласился я. — Вестготия обошла все северные королевства по этим параметрам.
— Даже Сен — Мари, — воскликнул он, — хотя они и рядом!
— Я бывал там, — сказал я, — и тоже позавидовал.
— Их мечи и топоры, — сообщил он, — перерубают наше оружие из простого железа так, словно у нас деревяшки!
— Увы, — ответил я, — но теперь и вестготские становятся нашими?
— Да, — ответил он, — однако нам их перепродают по завышенным ценам, а я хочу попробовать прямо на месте заключить договоры с гильдиями оружейников. Это устранит посредников. Кроме того, за большие партии оружия хочу выторговать скидку.
— Понятно, — сказал я, — тогда вам нужно не мое разрешение, а соответствующие полномочия. Сэр Жерар!.. Составьте необходимые сопроводительные бумаги. Стальграф Филипп Мансфельд будет вести переговоры от нашего имени, имея в виду закупки на всю армию. Или даже на все армии, что в целом составят в будущем единую и непобедимую. В перспективе.
Дотоле молчавший рейнграф Чарльз Мандершайд шелохнулся и сказал негромко:
— Надеюсь, в не слишком далеком.
— Хотелось бы приблизить? — просил я.
Он чуть наклонил голову, строгий и собранный, с внимательными глазами.
— Очень. Это же нечто новое… и поучаствовать в таком — великая честь и счастье для любого военачальника.
Мы повернулись к стальграфу, тот сияет, глаза ликующие, воскликнул с чувством:
— Ваше высочество! Как быстро вы решаете такие вопросы! Как в старые добрые времена…
Рейнграф взглянул на него остро и предостерегающе кашлянул, но я сказал ободряюще:
— Дорогой сэр Мансфельд, эффективность королевства проявляется лучше всего, когда вся власть сосредоточена в руках одного человека. Уверен, вам и дальше многое покажется знакомым и… близким.
Они откланялись, получив больше, чем рассчитывали, а еще и услышав такие слова, напомнившие им о крепкой руке властного Гиллеберда, при котором в стране был порядок, а военные порядок и дисциплину обожают больше всех в обществе.
Я услышал внизу по ту сторону внешней стены шум, конское ржание и громкие голоса, бросился к окну.
При свете факелов через ворота на просторы двора въезжает большая группа богато разодетых рыцарей и вельмож. Во главе рыцарь со знаменем короля Сен — Мари Его Величества Кейдана, следом трое в пышных одеждах, в центре… вот уж не думал, сам Кейдан, не к ночи будь помянут.
По бокам его ближайшие советники, я с ними уже имел дело: справа — герцог Боэмунд Фонтенийский, слева — герцог Алан де Сен — Валери, надменные, высокомерные, не слишком умные, но верные и преданные королю даже в изгнании, в то время как, например, Фридрих Рюккерт, самый приближенный Кейдана, влиятельнейший лорд, ныне входит в мой Совет Лордов, тем самым сохранив и роскошный особняк в Геннегау, и замок в землях Алых Маков.
Народ во дворе смотрит на Кейдана в растерянности, никто не решается ни крикнуть «Слава королю!», ни «Долой короля!», даже прошлое могущество впечатляет.
Кейдан с ближайшими сторонниками проехали через двор, что само по себе показательно: никто не имел права, кроме короля и двух — трех лично отмеченных герцогов, пересекать внутренний двор верхом или в повозке, все должны были оставлять их у ворот и идти пешком.
