Кузьмич подошел и остановился перед ним:
– А теперь слушай внимательно. И постарайся поверить,
что так оно и обстоит. Это не мой порошок. Никто и никогда не перевозил нашими
каналами никаких наркотиков, – он жестко улыбнулся. – Разве что
партию китайского эфедрина три года назад. Но это, во-первых, официально было
оформлено не на нас, а на Басалая, он воспользовался нашими транспортными
услугами, заплатил через кассу, мы и перевезли, как честнейшие аравийские верблюды.
Во-вторых, что гораздо существеннее, в накладных и прочих бумагах честно было
написано: «эфедрин». В те времена эти таблеточки можно было ввозить практически
легально, это потом сыскари догадались, что эфедрон наши ширяльщики мастерят
как раз из эфедрина… Да и проходил этот груз отнюдь не через Байкальск. –
Он подошел к черному селектору и тронул клавишу. – Жанна, меня нет, разве
что для забугорных… Садись, Данил, – покосился на бутылку, подумал и
решительно отнес ее назад в бар. – Скороспелые версии есть?
– Конечно. На то они и скороспелые, – Данил сел и
какое-то время отрешенно поигрывал зажигалкой. – Без высокой санкции так
просто наших в камеры не потащили бы, это азбука… Больше никаких деталей?
– Никаких. Хоменко прилетит вечерним рейсом. Пусть твои
его встретят, кстати. Мало ли что… Итак?
– Я, конечно, не Господь Всевидящий и даже не Лаврентий
Палыч, – сказал Данил, – но стукачи в байкальском филиале у меня
хорошие – и те двое, что остались от предшественника, и тот, кого я сам вводил.
Если бы Андреев или Бударин вздумали за твоей спиной таскать во Святую Русь
наркотики, я бы непременно знал. Ручаюсь. – И тут только до него
дошло. – Постой-постой… Так, значит, взяли только Бударина? И навалились
только на «Транспорт»? Или нет?
– Только на «Транспорт», – сказал Кузьмич. –
Хотя по всей логике полицаи любой страны обязательно наехали бы не на
«Транспорт», а на «Интеркрайт-Байкальск». Груз идет через него, контейнер
принадлежит ему, «Транспорт» – подотдел, извозчик, не более того… Ну?
– Я бы не стал давать голову на отсечение, но тут за
версту воняет наездом с инсценировкой, – сказал Данил медленно, взвешивая
слова. – Оба печальных факта совершенно не состыкуются. Действительно,
противоречат всякой логике, но не убогим вкусам потребителя бульварной прессы. Он-то
как раз логике не обучен и не стремится обучаться… «И в контейнере-то у них
нашли героин, и в заграницах-то взяли ихнего с героином, мафия оскалилась! Лев
прыгнул!» Но это же вздор, Кузьмич! Уж ты-то знаешь, как лев прыгает, да и я,
твоими трудами, малость нахватался… Если Андреев с Будариным, крутые головастые
наркобарончики, на пару забрасывали порошок в многострадальное отечество,
Андрееву нужно было оказаться форменным дебилом, чтобы со смертельной порцией
героина лететь в страну, где он побывал раз несколько и прекрасно знает, за что
там автоматически вздергивают. В аэропортах у них во-от такие плакатищи на
двадцати языках, туристов еще на родине предупреждают… А в то, что Андреев с
Будариным возились с порошком втайне друг от друга, я ни за что не поверю – не
великий знаток теории вероятностей, но, насколько помню, таких совпадений она
не допускает… Ну не стыкуется, в мать… По отдельности я с превеликой натяжкой
могу поверить и в фаршированные героином стулья, и в Куала-Джампур, но в то,
что это состыковалось посреди нашей действительности… Тут пишут, что пакетик у
него обнаружили в кармане пиджака. При известной ловкости рук подкинуть
нетрудно – в салоне самолета меньше всего опасаются щипачей, особенно на
выходе, когда все радостно и весело устремляются к трапу. Никто не смотрит ни
за своими карманами, ни за чужими. Я иду за тобой, выбираю момент, одно
движение – и «снежок» у тебя в кармане. Потом подхожу к ближайшему
полицаю… нет, иду к ближайшему телефону и стучу, как законопослушный гуманоид.
Репутация у наших за рубежом соответствующая, никто и не удивится. Между
прочим, подбросить порошок в контейнер даже легче. Контейнер шел в Байкальск из
Владика, за это время при некотором навыке можно подкинуть хоть атомную бомбу.
Знаешь, как я сам это сделал бы? Сунул нос в фактуры – а это можно за десяток
баксов сделать на нескольких этапах – выяснил характер груза, купил в твоем же
магазине несколько аналогичных стульев, зарядил их порошком и подменил за пять
минут. Пломбы – пустяк… Если Хоменко скажет, что «фаршированные» стульчики
находились у самых створок, уверенности у меня еще более прибавится. Но у меня
ее и сейчас достаточно. Уже сейчас. Вдобавок и с Ивлевым разворачивается что-то
совершенно сюрреалистическое. Мне не нравится такой накал сюрреализма вокруг
отдельно взятой фирмы. А в совпадения перестал верить давненько. Вот и все
скороспелое резюме. Без знания деталей дальше и не стоит пока что умствовать.
– Резонно, – кивнул бывший сослуживец по
кремлевским синим погонам. – И то, что иные газетки очень уж торопливо
тявкнули, на гипотезу насчет наезда прекрасно работает…
– Ага, – сказал Данил. – Уже и пресса?
– Ты еще не видел?
– Какое там, как явился с рассвета ментенок…
– Посмотри у себя, – Кузьмич лишил фильтра еще
одну сигарету. – И вот теперь, Данил, возникают любопытнейшие моменты и
коллизии. Мелкая сявка не затеет провокации ценой в пятьдесят тысяч баксов –
даже больше, если приплюсовать расходы на Куала-Джампур и бдительность таможни.
Такая бдительность, как закон, требует отдельных премиальных… Плюс смазка
прочих байкальских колесиков, мы оба прекрасно знаем, как делаются такие дела,
сами смазчики не из ленивых… Органы провели бы все это иначе, совершенно иначе…
Так вот, я с утра и до обеда ломаю голову, но и не отыскал даже тени кандидата во
враги. В Байкальске мы никому не наступали на хвост и не пытались
прокопаться на чужие делянки. Никто даже и не пробовал объявлять претензию,
никаких «стрелок». И потом ради чего все это затеяно? Пусть даже Бударин через
месяц покажет, что ввозил героин по моей личной просьбе, а за рубеж готовился
вывезти атомную бомбу, для меня все кончится мельчайшими неприятностями. Если я
в чем-то и уверен, так это в том, что сижу здесь прочно. Те, кто на меня
малость обиделся после того, как я у них перехватил алюминиевые акции и
баварский контракт, подобной дури затевать не стали бы – еще и оттого, что угол
падения равен углу отражения, мы тоже можем кое к чему привлечь внимание
честнейших следователей и неподкупной прессы…
– Может газетная шумиха повлиять на мнение баварцев?
Контракт еще подписать нужно…
– Глупости, – отмахнулся Кузьмич. – Какое
дело баварскому общественному мнению до наших разборок? Вот если бы геноссе
Панцингер обошел каких-то своих тамошних конкурентов, они вполне могли
организовать лай в прессе, но – т а м. Во-первых, конкурентов у него не
было. Во-вторых, им чихать на наши методы – пока отходы производства падают на
наши леса…
– Вот что… Я в эти дела до сей поры, согласно уговору,
носа не совал… По линии «заимки» никаких сюрпризов не может грянуть?
– Никаких. Пока здесь при губернаторе распоряжается
драгметаллами субъект, ласково именуемый Соколик, а в столице гуляет без
наручников миляга Парамоныч. Оба сидят прочно.
