– Ладно, верю. Светлану, конечно, на тех банкетах не
заметил бы только гомик. Но я, слава богу, был о ней немного наслышан. Терпеть
не могу проходных дворов, куда забредает отлить каждый, кому не лень… Месяца
три назад она в «Хуанхэ» пыталась меня снять самым недвусмысленным образом,
хотя и весьма светски. Пришлось столь же светски отшить. У тебя на нее
что-нибудь есть?
– Сам не знаю, – сказал Данил. – Чувствую
определенное неудобство под ложечкой, только-то и всего. Ивлев и после развода
к ней захаживал, к тому же кое-кто из здешних конторских кадров с ней накоротко
знаком. Если наша «бабуля» будет искать подходы, лучшего канала не найти.
Нимфоманка-пофигистка – это широкое поле деятельности для кого угодно…
– Ты, главное, с ней поделикатнее, если возьмешься
проверять. Батяня у нее мужик серьезный. Хоть и махнул на нее рукой, но отец
есть отец. А дергать его за усы – чревато… Весьма. – Кузьмич посмотрел на
него с непонятной ухмылочкой. – А тебя вдобавок видели в обществе ее
младшей сестрички. В «жареной птичке».
– Интересно… Кто же это меня видел?
– Зрячие, – ухмыльнулся Кузьмич. – Личная
разведка. Смотри, поосторожней. Всех нас в этом возрасте порой тянет на
соплюшек, дело вполне житейское, благо и нынешние соплюшки не чета пионерочкам
из нашей юности, вгонят тебя в краску быстрее, нежели ты их… Но «берлинский
бригадир», я наслышан, востер отрывать яйца и в дочке души не чает. А стукачей
в «Птичке» немерено – любых и всяческих.
– Надо же, а я и не знал… – сказал Данил. –
Могу тебе выдать профессиональную тайну – пленки с баварцами как раз она мне и
переводила, младшенькая. Девочка работает вполне грамотно – толмачит хорошо,
язык за зубами держит, денежка ее устраивает…
– Все равно, кончай. Кто его знает, папашу, от такого
он может еще сильнее разъяриться. Под самым его носом частные фирмачи вербанули
малышку… Я о нем наслышан, самую малость. Знаешь, к кому надлежит относиться
серьезнее всего? К орлам вроде Глаголева. Есть стопроцентные воры и
стопроцентные идеалисты. И тех, и других надо попросту держать на расстоянии и
не брать в дело. А вот помесь… Те, кто под шумок толканет бесхозный отныне
аэродромчик, но в то же время родной землицы не продаст и пяди, – они-то
самые опасные и есть. Поскольку – помесь… Ну, тебе-то что объяснять?
Данил грустно усмехнулся, глядя в стол. Если честно, они оба
как раз и были той самой помесью…
Все правильно. Так он и поимел свой первый вклад в зарубежном
банке, когда родная армия уходила из бывших братских заграниц, ставших в
одночасье неизвестно чем, но уж никак не братанами…
Первоклассный военный городок с системой бензоколонок и
танкоремонтным заводом являл собой чрезвычайно лакомый кусочек, особенно если
купить задешево – благо по документам он проходил как скопище полуразрушенных
халуп. Что пяти ревизорам, Данилу в том числе, следовало удостоверить своими
автографами – понятно, за хороший процент, полученный от того, кто приобретал
эти лачуги за бесценок, чуть ли даже не по доброте душевной выручая бывших
советских братьев.
Разумеется, можно было не подписывать, разыграв несгибаемого
честнягу-идиота из тех убогих фильмов об ужасах и всепроникающей коррупции
западной жизни, которые с превеликой охотой пекли дюжинами еще не нанюхавшиеся
национального самосознания прибалты. Но Данил вовремя понял, обобщая и
анализируя: все решено заранее, на уровне, исключающем всякие разоблачения,
постановлено, что движимое и недвижимое будет загнано по-тихому. До иных
высоких кабинетов он попросту не добрался бы – да и в тех кабинетах то ли не
могли уже, то ли неспособны были хоть что-то изменить, а в некоторых и вообще
восседали новые фигуры, вынырнувшие неизвестно откуда и неизвестно зачем.
Ситуация, когда решительно всем решительно на все наплевать, хуже любого
заговора… «Старшие братья» уходили навсегда, а новым хозяевам купленных по
дешевке богатств тем более не было никакого интереса выслушивать излияния
честных идиотов, очень уж хозяева вдобавок ко всему торопились после долгой
разлуки вновь слиться в экстазе с «общеевропейским домом». Купля-продажа
зарубежного войскового добра, словно отлаженная и смазанная машина, бесшумно и
могуче заработала с таким размахом, столь буднично и просто, что у
правдоискателей не было и одного шанса из миллиона.
Самое смешное, равно оно же и самое печальное, заключалось в
том, что никто вопреки вышеупомянутой киноклюкве прибалтийского розлива и
пальцем бы его не тронул – ни снайперские винтовки от лучших фирм, ни
выныривающие из-за поворота на бешеной скорости асфальтовые катки. Таковы уж
были размах в сочетании с будничностью. Любой правдоискатель стал бы кем-то
вроде одинокого шизика-вегетарианца, примостившегося с плакатиком на груди у
ворот огромного мясокомбината – никто не гонит его в шею и даже не зацепляет
насмешками, все проходят мимо, хмыкая мимолетно под нос…
В конце концов, сказал он себе тогда, все это ничуть не
ново. Кого сейчас интересует, что новгородцы регулярно вышибали Александра
Невского в изгнание за вольности с городской казной, что светлейший князь
Потемкин прибирал к рукам казенные денежки с простотой ребенка, узревшего на
столе варенье, а славные сталинские маршалы волокли трофеи поездами и
самолетами? Все это теперь, как говаривал дед Щукарь, покрыто неизвестным
мраком, и в большой истории нет места столь неприглядным подробностям. И не
нужно кивать на исконную якобы российскую клептоманию – заграничные деятели
были ничем не лучше. А если ты еще к тому же вовсе даже не историческая
личность, к тому же напрочь перестал понимать, в какой стране живешь и куда
она, твоя страна, катится…
Словом, он плюнул и смирнехонько поставил автограф. А потом
вдруг обнаружилось, что у него есть счет, и на счету почивают десять тысяч
долларов. Вот так он и потерял невинность. Кто без греха, пусть первый бросит в
него камень…
Самое пикантное, что и босс Кузьмич являл собою, если
вдуматься, ту же помесь – атамана Кудеяра с Генри Фордом. Так уже не единожды
случалось в истории. Одни и те же люди пиратствовали на всех морях, а на берегу
покровительствовали наукам и искусствам (завезши попутно в Англию табак), во
время тюремных отсидок за разбой сочиняли философские трактаты и сонеты,
основывали спьяна академии и протыкали шпагой соперника в темном углу. Кости
соперников и жертв пиратских налетов истлели, а вот сонеты с академиями
остались…
Таковы уж правила игры, выдуманные отнюдь не самими
предпринимателями. Вполне возможно, сами они строили бы капитализм умнее и
грамотнее, не виси у них над душой политики, в одночасье воспарившие из грязи в
князи…
Вряд ли тот же Кузьмич когда-нибудь переедет в заграницы,
хоть и обзавелся на всякий случай «двуспальным английским левою», британским
«колониальным» паспортом, выхлопотанным ему властями крохотной страны Белиз
после серьезных его вложений в тамошнюю экономику.
Из России стоит уезжать навсегда лишь в одном-единственном
случае, если у тебя загорелась земля под ногами. Даже те из евреев, кто
оборотистее и смекалистее, не спешат на историческую родину. В зарубежном коловращении
тебе независимо от содержания пятой графы всегда будет отведена второсортная
роль – там, на той стороне, все границы и флажки давным-давно установлены
предельно четко, заняты все сидячие места, ложки расхватаны. Импортные люди
столбили и обихаживали свои участки лет двести, а то и подольше. Бога ради,
тебе продадут особняк с садом хоть по соседству с Букингемским дворцом – вот
только, как ты ни бейся, никто тебя не пропустит в совет директоров «Сименса»
или «Макдонелл-Дуглас»…
