Виталик вошел с видом крайне окрыленным и устроился в кресле
без всякого приглашения, мало того – вынул сигарету.
– Валяй, мон пти жиголо, – сказал Данил, –
кури уж свои вонючие, по роже вижу, что прибежал с полным клювиком…
– Статью забабахала Танька Демина.
– Увы, ангел мой, я это и сам уже знаю, – сказал
Данил. – Конечно, всякую информацию следует перекрестно перепроверить, но
подвел ты меня, я-то ждал…
– Она прилетела. В субботу утром.
– Кто?
– Танька. Она п р и л е т е л а. Из Байкальска.
– Ну и что?
– Галина сказала, что Танька упоминала в субботу утром,
будто прилетела только что из Байкальска, – сказал Виталик, по-прежнему
сияя. – Не понимаете, шеф?
Каретников щелкнул пальцами:
– Расписание! Данила Петрович, в субботу есть только
два байкальских рейса. Один в шестнадцать сорок, прямой оттуда, второй – в
двадцать двадцать, транзитный, Хабаровск – Москва!
– Так-так-так, – сказал Данил. – Я, значит,
дурак, а вы умные. Признаю, не врубился… Выходит, если она не врет, самолет был
либо частным, либо непассажирским? И кто-то озаботился ее туда доставить – или,
как минимум, оттуда привезти? Интересно, господа! Максим Иваныч, займитесь
немедленно аэропортом, – он подал заместителю письмо. – И этими тоже…
Когда Каретников вышел, Данил подошел, похлопал Виталика по
плечу:
– Можешь, паразит, когда захочешь… Еще что-нибудь
интересное есть?
– Галка сказала: по «Листку» кружат слухи, будто
Астральная Мамаша предсказала насчет «Интеркрайта» что-то жуткое, то ли земля
под нами рассядется, то ли Нептун на голову упадет… Озарение ей такое было
вчера.
– Я ей устрою озарение… – сказал Данил. –
Еще?
– Говорят, «Интеркрайт» готовит экспедицию на Таймыр,
за каким-то кладом.
– Кладом? – Данил насторожился. – Подробнее!
– Да она сама не знала подробностей. Прошли такие
слухи, вот и все. Вот что, шеф… Когда она ближе к ночи поплыла, я взял камеру
да заснял на полчасика эпизод с нашим участием. Авось пригодится?
– Поросенок… Кассету сдашь Митрадоре. Свободен.
Данил взял трубку:
– Японец нарисовался? Давай его. Ну что? Рамона… Во
сколько? Ну если очень набивается… Сам поеду. А ты выясни, что думает милиция
по поводу сегодняшнего ралли на тракте, а заодно разнюхай, что там с Хилем…
…На сей раз Соловей назначил ему встречу на «второй точке» –
на другом берегу, возле памятника декабристу Полунину. Декабрист был изваян в
облике изможденного кандальника в полный рост – что исторической правде
соответствовало мало. Вопреки старательно слепленному пропагандой мифу, будто
сподвижники Пестеля и Рылеева угрюмо звенели кандалами во глубине сибирских
руд, подавляющее их большинство устроилось за Уралом весьма неплохо, домина
Батенькова в Томске мало чем уступал тогдашнему «палацу» градоначальника, а
Полунин, получая от московского дяди-сенатора приличное содержание, катался в
Шантарске как сыр в масле и помер, как украдкой шептались историки еще в
коммунистические времена, не от тоски по утраченной свободе и боли сердечной за
Россию, а в результате неумеренных плотских утех с доступным женским
народонаселением…
Правда, даже в период всеобщего развенчания декабристы
как-то ухитрились ускользнуть от посмертных разоблачений, вероятнее всего, до
них попросту не дошли руки, и монумент сенаторскому племянничку до сих пор
остался неоскверненным, не в пример козлобородому Феликсу в тихом скверике
поблизости от ГБ…
Данил еще издали, вылезая из машины, заметил, что Соловей
прямо-таки ерзает на скамейке.
– Ну, что за спешка?
– Потому что Бульдозер навернулся, шеф. Вот я и решил
проявить инициативу.
– Костерин? Когда?
– Позавчера. Сейчас как раз хоронят, если не похоронили
уже… Позавчера утречком, когда выходил из дома, боданула его какая-то иномарка,
и боданула качественно. Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах…
Говорят, убило на месте. Только это не самое интересное. Вторые сутки по городу
ползают слухи, что убрали его ваши.
– Мои?
– Интеркрайтовские. Якобы за то, что он раскопал
подходы к Золотой Бабе, начал даже писать об этом книгу, а вы, акулы
капитализма, прослышали и хотели забрать Бабу себе. Ну, и оформили наезд…
– Чушь собачья, – сказал Данил сердито.
– Вообще-то я и сам так думал. Сколько в Бабе золота?
Если она и в самом деле золотая? Пшик… Не стоит оно того. Только, уж простите,
кое для кого слушок звучит убедительно. Бульдозер бывал на Таймыре, у вас там
тоже есть кой-какие интересы, могли пересечься, а у Лалетина страстишка к
антиквариату давно имеется, все знают…
– Кто распространяет?
– Боюсь, откуда поползло, уже не выяснить. Знаете ведь,
как это бывает… Говорят еще, что ваши ребята влетели в квартиру к его последней
симпатии, забрали рукопись, стращали пушками и ганделопами… Вот я и решил, что
следует вас немедля вызвать. Между прочим, наши орлы собираются об этом писать.
Орлицы, вернее…
– Рамона?
– Ага. Уже заголовочек состряпала: «Мужика убили из-за
бабы. Золотой». Там, конечно, пойдут намеки вперемежку с эффектами…
Данил задумчиво уставился под ноги.
След был столь идиотский, что не укладывался в любые
головоломки. Как и многие в Сибири, он чуть ли не с детства был наслышан о
Золотой Бабе – загадочном идоле таежного кочевого народца, может быть,
античной статуе, утащенной предками кочевников из разграбленного Рима, а может,
идоле собственной работы – до монгольского нашествия иные обитавшие в
Южной Сибири племена выплавляли металл, а у иных были государства, это после
прохода орды они пришли в совершеннейший упадок, и государства, и ремесла…
Принято считать, что Золотую Бабу утащили в глухие
неизвестные дебри, когда ею живо заинтересовались ребятки Ермака. Видимо, так и
было – за последние четыреста лет не отыскалось ни единого мало-мальски
убедительного следа, как ни искали. Вполне возможно, когда умерли последние
прятавшие Бабу шаманы, народ суровый и некоммуникабельный, координаты
захоронки, пусть и приблизительные, забыли сами кочевники. Самые убедительные
версии гласили, что Баба спрятана где-то в пещере на плато Путорана. А это –
горы Бырранга, нганасанское царство мертвых, тысячи квадратных километров
безлесных гор и сопок, болот, тайги и голой тундры, абсолютно нехоженые и
неисследованные места площадью с парочку Франций, если не больше. Даже не
иголка в стоге сена – копейка в Байкале…
– Чушь собачья, – повторил он. – Единственная
привязка к тем местам – это когда мы год назад филантропии ради финансировали
экспедицию по отлову снежного человека.
