Какое-то время стояло молчание. Карем усмехнулся:
– Отлично, выдержали еще один экзамен – не стали
торговаться, и обуревающие вас сомнения… ведь есть сомнения?.. наружу не
прорвались. Это мне нравится. Я буду делать из вас человека… Насколько мне
известно, у вас зарегистрирована в Белоруссии совершенно чистая фирма, из тех,
что создают на черный день? На перспективных направлениях?
– Да. Даже две, признаться.
– Какую-то из них будет больше жалко, чем вторую, если
придется одну закрыть?
– Да.
– Выберите ту, которую жалко меньше… У вас в Сибири
принимают на хранение радиоактивные отходы и прочую погань, поэтому никого не
удивит, если эта ваша белорусская фирма заключит с западным клиентом контракт
на переброску его отходов в ваши края. Ведь не удивит? Одна-единственная
цистерна?
– Не удивит. «Зеленые» и кое-какие депутаты покричат,
правда…
– У них не будет случая покричать, – улыбнулся
Карем, – потому что цистерна потеряется еще меж польской и российской
границами. Отходов там не будет, ни пригоршни. Там будут доллары. Мешки с
долларами. Среди них наверняка попадутся и старенькие, и рваные, и какой-то
неизбежный процент фальшивых – но из-за этого не должна болеть голова ни у
меня, ни у вас. Главное, все, от кого это будет зависеть на Западе, люди ни о
чем не подозревающие, я имею в виду, будут стараться побыстрее спровадить эту
цистерну к нашим границам, на отзывчивую российскую помойку… Ваша задача –
организовать все без сучка, без задоринки, чтобы груз в целости и сохранности
был извлечен меж упомянутыми мною границами. Дальше – мое дело. У вас есть полностью
надежный человек, которого можно послать для этой миссии в Белоруссию?
– А он потом вернется?
– Лучше бы, конечно, ему не возвращаться, –
задумчиво сказал Карем. – Но если вы в нем полностью уверены – почему бы
ему и не вернуться в целости и сохранности? Преданные по-настоящему люди редки,
их нужно беречь… – его взгляд был холодным и уверенным. – Но в этом
случае вся ответственность ложится на вас. Промах, утечка информации – и вашего
человека, конечно, не станет, но еще раньше не станет вас. И меня тоже, если
откровенно…
– Ручаюсь.
– Что ж, слово сказано… Вас тянет спросить, откуда
зеленые? Или догадываетесь?
– Порошок, конечно? Откуда же еще возьмется такая груда
неотмытой наличности?
– Конечно. Их вечная проблема – под кроватью мешок
денег, а в банк с ними нельзя… Ничего, будем отмывать. Чем больше, тем лучше –
это означает, что у них еще более прибавится слабых, сломавшихся, Мао знал, что
делал, когда гнал во Вьетнам груды дешевой дури… знаете, чего еще не
предусмотрел ваш таинственный злопыхатель? Полкило героина оставляет на своем
пути этакий запашок, на всем протяжении. Как крупная сумма в бумагах
старательного клерка – ее всегда можно проследить, нужно только уметь. И у меня
уже сейчас появились мысли… Но это мои проблемы. Да, процент… Обычный
прейскурант за услугу такого рода составляет пять процентов от переброшенной
суммы. Я дам вам два, из которых долю вашему человеку вы выделите сами – если у
вас есть такой уговор. Но в придачу где-нибудь через неделю к вашему человеку
придет мой и расскажет подробно, кто вас обидел и зачем. Это вам говорит Карем
Бароев…
…Говорят, злодеи из старинных романов имели глупую привычку
непременно являться на похороны жертвы, где их деловито и грабастала цепкая
длань закона. Впрочем, такое случается и сейчас. Януш Орлич рассказывал: были
времена, когда польские оперы в обязательном порядке являлись инкогнито на
похороны погибшего от руки злодея. Иногда из этого и получалось что-то
полезное.
Но Данил не надеялся, что ему повезет. Икс не сентиментален,
а Есаул, даже останься он в живых, ни за что не пришел бы… Сам он, возможно,
тоже не появился бы здесь, потому что начинал исподволь ощущать к Вадьке нечто
вроде тихой ненависти за оставленную в наследство поганую загадку, но позвонила
Лара и хотела поговорить, а это уже другой коленкор…
К могиле он не подходил, прохаживался поодаль, читая надписи
и равнодушно разглядывая фотографии. Расходы «Интеркрайт» взял на себя, вызвали
родителей и оплатили им дорогу, все, как в лучших домах, но продиктовано это
было, увы, не великодушием. Просто-напросто, устранись фирма от похорон не
самого малозначимого своего кадра, это могло дать повод для размышлений
кой-кому из заинтересованных лиц. Ну, а родители, понятно, знали одно: что сын
погиб от рук хулиганов…
Пришли только двое из вычислительного – по фирме уже гуляли
неизвестно откуда прорвавшиеся сплетни, что дело нечисто. Было еще человек семь
незнакомых. Священника, вопреки нынешней моде, не было, родители оказались
неверующими, да и сам покойный интереса к вере не проявлял. Зато подъехала Лара
в черном коротком платьице и белой куртке – вроде бы и траур, вроде бы и нет.
Встала поодаль, вертя в руке красную гвоздику на длинном стебле. Особой печали
Данил у нее на лице не заметил – разве что была напряжена и сосредоточена, как
перед прыжком в холодную воду.
Кто-то говорил что-то, стоя у гроба, Данил не слушал – был
занят раздумьями о своем.
Квартиру парни Каретникова обыскали самым тщательнейшим
образом – перелистав каждую книгу, разобрав телевизор, магнитофон и компьютер,
даже простучав молоточком Вадькиного бронзового Будду. Безусловно искали
тайники в мебели, шарили повсюду миноискателем и еще каким-то более чутким
прибором. И не нашли ничегошеньки. После чего позвонили и расписались в полной
беспомощности. Данил велел им вывезти на склад мебель и аппаратуру, а Вадькины
вещи сложить в комнатке на третьем этаже – на всякий случай. Двух ребят он все
же оставил дежурить в квартире – исключительно ради зыбкого самоудовлетворения,
велев посидеть, пока не снимут сигнализацию…
Вот и все. Железная пирамидка, пустая внутри, фотография на
керамической плитке и несколько венков. Лара, покосившись в его сторону,
положила цветок и первой направилась прочь. Данил догнал ее за воротами.
– Привет, – сказала она как ни в чем не бывало,
как будто и не было никакой ссоры.
– Привет, – сказал Данил сдержанно.
– Сердишься?
– На глупцов обычно не сердятся.
– Возможно… – она медленно шла впереди него к
машинам. – Только я не глупая, я предусмотрительная. Посидим в твоей? У
тебя просторнее…
Данил распахнул перед ней дверцу, сел за руль.
– Ты, надеюсь, разговор не пишешь? – спросила
она. – Хотя… какая разница? Если договоримся, потом сам сотрешь.
– А о чем будем договариваться?
– Тебе твоя работа не надоела?
– А ты можешь предложить что-нибудь получше? –
хмыкнул он.
– Ты знаешь, могу. Только персонально тебе, а не вашей
фирме. Я понимаю, ты мужик жесткий, и предавать контору не будешь… а вот
бросить сможешь? Если у тебя будет столько, что хватит на три оставшиеся жизни?
