Так оно и оказалось. О тех днях он вспоминал редко, и, когда
бы ни вспоминал, осадок был самый пакостный. Все были готовы, все было готово,
недоставало лишь хриплого рева охотничьего рога – а вот его-то и не
последовало. Сутки спустя Данил сидел в комнате, где усатый подполковник,
вопреки строжайшим инструкциям успевший опрокинуть стакан, стучал кулаком по
столу и орал:
– Блядь, мы же профессионалы! Мы ювелиры! Только моторы
завести! Давайте команду!
Но тот, кто должен был дать команду ему, а заодно и Данилу,
сидел уставясь в стол, с мертвым лицом – потому что не получил команды и сам.
Никто не получил команды. До самого конца команды так и не последовало.
Двадцать первого, когда все рухнуло, Данил улетал отсюда – и, глядя в
иллюминатор катившего по взлетной полосе самолета, видел, как идет к зеленому
«Ил-76» густая колонна десантников. Очень возможно, это были ребятки того
подполковника. Все рухнуло. Не нашлось молодого корсиканца, способного
рявкнуть: «Вперед!» – ибо перевороты, устроенные молодыми военными
вундеркиндами, проваливаются раз в десять реже, чем путчи, задуманные старыми
интриганами…
…Через двадцать минут он вышел к пивнушке в Ракове,
угнездившейся аккурат напротив православного храма. Вошел в темноватое
помещеньице, сразу углядел Степашу у окна, но не подошел, лишь кивнул.
Направился к стойке, оказавшись третьим в очереди, взял кружку, сел за столик и
осушил одним духом.
– Порядок, – сказал Степаша. – Никакого
хвоста.
– Тогда пошли.
Они свернули направо, прошли мимо почты, мимо серого
католического костела, мирно соседствовавшего с православной церковью (а
поблизости, кстати, примостился и молельный дом каких-то то ли баптистов, то ли
адвентистов), вышли к «Волге». Данил откинулся на сиденье, закурил и сказал:
– А теперь жми в Минск, да так, словно за тобой черти
гонятся… Соблюдая правила по мере возможностей.
Когда Раков остался позади, Данил чуть опустил стекло, достал
из кармана кисло вонявший пороховой гарью глушитель, обтер его платком и
выкинул на обочину.
– Трупов нет? – спросил Степаша.
– Нет даже поцарапанных, – сказал Данил с оттенком
законной гордости.
Глава 16
Введение в курс психиатрии
На левом берегу той же Свислочи, почти напротив Троицкого
предместья, высятся два многоэтажных стеклянных здания – по общему мнению,
самые фешенебельные гостиницы города Минска, одна из них еще в старые времена
была интуристовской. Любой их постоялец, если вздумает прогуляться, обнаружит
метрах в восьмидесяти от двух этих уютных отелей примостившийся на взгорке
совершенно невидный домик – серенький, двухэтажный, без всякой вывески, с
невысоким крылечком и кнопкой звонка у двери. Хотя заранее можно ручаться, что
постоялец таковой даже не задержит на неброском домике взгляда.
А зря. Между прочим, это тоже гостиница. Только, по отзывам
понимающих людей, не в пример уютнее и комфортнее, чем два вышеупомянутых
отеля… Военно-промышленный комплекс, надо подчеркнуть, умел устраиваться.
Дверь по дневному времени была отперта. Данил вошел, вежливо
кивнул очаровательной девушке за коротким столом (к коему сбоку примыкал
довольно сложный селектор) и походкой старого бывальца направился на второй
этаж. Девушка промолчала, ибо была приучена не задавать вопросов всем, кто вел
себя в этих стенах как дома. Несмотря на все новации, ВПК за свое достояние
держался крепко и атаки негоциантов в отличие от тружеников пера отбивал вполне
успешно – еще и потому, что негоцианты эти сплошь и рядом выходили из его
собственных шеренг…
На двери висела пластиковая табличка «Просьба не
беспокоить», но Данил тем не менее постучал – тук, тук-тук-тук, тук. Дверь
почти сразу же распахнулась, высокий мужчина, его ровесник на вид, стоял, держа
правую руку так, что ее скрывала притолока. Впрочем, узнав гостя, он тут же
убрал пистолет, засунул сзади за пояс.
– Привет, Ростислав, – сказал Данил
безмятежно. – Нервничаешь, что ли?
Он прошел в крохотный, но чертовски комфортабельный номер с
тщательно задернутыми шторами, сел за стол и налил себе холодной газировки из
откупоренной бутылочки.
Хозяин, совершенно спокойно принявший эту бесцеремонность,
сел напротив, пожал плечами:
– Береженого бог бережет. Был когда-то самый тихий
барак, а теперь – кто его знает…
– Резонно, – сказал Данил. – Ну, чем нас
порадует «Кольчуга» за наши же трудовые денежки?
– Слушай, ты можешь хоть в самых общих чертах
обрисовать, что у вас там творится во глубине сибирских руд? Никто никогда не
отказывался от работы, но шеф убежден, что дельце воняет, и я с ним заодно…
– Так вы что, не работали наш заказ?
– Конечно, работали. Просто полезно бывает знать…
– Хочешь честно? – сказал Данил. – Ростик, мы
и сами не знаем, что за кадриль… Ну, не томи!
– Сергей Ипполитович отыскался, хоть и побегали… Сергей
Ипполитович Елагин и супружница его, Елагина ж, Анастасия Дмитриевна… Анкетные
данные и все прочее прилагаются. Будешь смотреть?
– Потом, – отмахнулся Данил. – Что они такое,
с чем стыкуются?
– В данный момент – с Ваганьковским кладбищем, –
жестко усмехнулся Ростислав. – Со вчерашнего дня. Оба, знаешь ли,
отравились газом, люди старые, одна недосмотрела, а второй вовремя не заметил…
Или наоборот, он недосмотрел, а она не заметила. Может, все так и было, а
может, охотнички за квартирами постарались. Наследников у старичков не было,
так что квартира – а неплохая, кстати – отойдет черт-те кому…
– Кто они были?
– Сам – профессор на пенсии. Супруга выше кандидата не
поднялась, правда, в другой области. Он занимался… – Ростислав заглянул в
свои бумаги, – занимался языками и диалектами южнотохарской группы,
лингвист, а старушка специализировалась на археологии. У обоих есть, как
водится, печатные труды и даже совместная научно-популярная книжка, список
трудов прилагается.
– Интересно… – медленно сказал Данил. –
Спаровский?
– Спаровский Богдан Сергеевич, тридцати шести лет.
Кандидат исторических наук, интересы – где-то на пересечении занятий покойных
Елагиных, последние три года – преподаватель в частном лицее «Академиум». Два
дня назад исчез. Просто взял и исчез, на работу не вышел, у знакомых и подруг
не объявлялся, среди неопознанных трупов не значится, проверяли… Между прочим,
запоями не страдал, у частников из «Академиума» на хорошем счету – из тех
интеллигентов, что сумели отвоевать пятачок рынка, такие уж, если приживутся,
вцепляются в кормушку всеми тридцатью тремя зубками…
– Юлия?
– В окружении Елагиных Юлий отыскалось две. Мокрецова
Юлия Сергеевна, семидесяти одного года, на пенсии, бывший преподаватель точной
науки математики в самой обычной триста сорок второй школе. Бабуля – божий
одуванчик, наши у нее были – но о вашем Шантарске она знает лишь, что это – в
Сибири, однако в координатах путается и помещает вас где-то на Чукотке. За
Уралом была последний раз аж в шестьдесят первом, когда возила на Байкал
победителей какой-то школьной олимпиады. Есть вторая Юлия, гораздо
перспективнее… Юлия Владимировна Озеровская, тридцати одного года, родилась в
Шантарске, закончила исторический факультет Томского университета. Студенткой
принимала участие в археологических экспедициях под руководством… –
Ростислав сделал многозначительную паузу, – Анастасии Дмитриевны Елагиной,
каковая впоследствии стала ее научным руководителем, взяв в Институт истории
Центральной Азии, где до девяносто второго года занимала кафедру. Кандидатская
диссертация, тут все записано… В девяносто первом году Озеровская вышла замуж
за вышеупомянутого Богдана Сергеевича Спаровского, с коим развелась в декабре
девяносто четвертого. Детей не было. Вплоть до последнего времени готовила
докторскую, в связи с чем часто посещала Сибирь, ваш Шантарск в частности,
работала в вашем музее. Здесь три фамилии ее шантарских близких знакомых – тех,
кого удалось пока что установить. Говорит что-нибудь?
