Лукьян обвел мутным взглядом людей, стоявших у Гарика за спиной.
– Охрана у тебя конкретная, сила, все дела...
– А если короче?...
– Ты же в курсе, что Жук на меня давит.
– Это ваши с ним проблемы.
– Да нет, и твои тоже... Жук сначала меня задавит, а потом за тебя возьмется...
– Мы с Жуком друзья.
– Гарик, не смеши. Ты конкретный человек, такие дела делаешь, а рассуждаешь, как лох... Какие в наши время могут быть друзья? Был бы у меня такой друг, я бы его давно уже застрелил... Избавляться тебе от Жука надо, пока не поздно... Хочешь, я тебе в этом помогу?
В чем-то Лукьян был прав. Дружба дружбой, а денежки врозь. А там, где большие деньги, там большой раздрай. И Пашка Жук запросто мог наехать на Гарика... Может, и надо было бы его убрать, чтобы избежать проблем в будущем, но делать это по договоренности с прогнившим Лукьяном по меньшей мере глупо. Да и не было у Гарика киллеров под рукой. Команда была, а о наемных убийцах в своей колоде он как-то не думал...
– Да пошел ты!
Не хотел он иметь никаких дел с этим подонком. А как с Жуком разобраться, он знает сам.
* * *
Следователь взял со стола газетку, скрутил ее в жгут, плавно поднял его и резко ударил по столу в каком-то сантиметре от места, где покоилась рука Гарика. Как будто муху прихлопнул... Дешевый прием в балаганном исполнении.
– Как видите, Серегин, я разговариваю с вами по-хорошему. А могу и по-плохому!
Следователь был немолод, но глуп. Узкий лоб, жидкие брови, выпяченная нижняя губа, картавая речь.
– У вас доказательства есть? – спросил Гарик.
– Есть!
– Какие?
– Я знаю, что это ты убил Лукьянова!
Лукьяна действительно убили. В подъезде своего дома, выстрелом в затылок. И абсурдность ситуации заключалась в том, что в его гибели обвиняли Гарика.
– Это не доказательство.
– Но убил его ты!.. Я узнавал, месяц назад ты приходил к Лукьянову, угрожал ему, грозился убить...
– Куда я к нему приходил?
– Кафе «Магнолия».
– Месяц назад?... У вас все в порядке с головой?
– Ты о своей голове думай, Серегин. У меня есть все основания считать, что ты угрожал Лукьянову и привел угрозу в исполнение...
– Я ему не угрожал.
– А я говорю, угрожал! Он сам угрожал твоей девушке... Я понимаю, это благородно – оградить девушку от опасности со стороны бандита... Да, я знаю, что Лукьянов был бандитом. Я его не просто осуждаю, я его ненавижу всеми фибрами своей души. И как никто другой понимаю тебя, Серегин. Убить такую мразь из благородных побуждений, да тебе памятник за это при жизни положен... Сознайся, Серегин, твоя работа?
Не думал Гарик, что у следователя хватит ума ломать перед ним комедию. Был бы он клиническим идиотом, тогда его еще можно было бы понять. Но ведь он взрослый человек, и если не познал больших наук, то в тонкостях обыденной жизни разбирался прекрасно.
– Без адвоката слова не скажу, – вымолвил Гарик и замолчал, скрестив руки на груди.
И напрасно следователь метал громы и молнии на его голову, не смог он его разговорить.
– Все, Серегин, достал ты меня! Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому! В камеру сейчас пойдешь, там тебя заставят подумать...
Но до камеры дело не дошло. Следователь вызвал конвоира, но в кабинет к нему вошел майор Шишов.
– Гена, нам нужно поговорить!
Закрыв собой Гарика, он толкнул его в плечо, призывая убраться из кабинета.
– Эй, Серегин, ты куда?
– Гена, заткнись и слушай сюда!.. – услышал Гарик, закрывая за собой дверь.
Шишов появился минут через двадцать, взмыленный, раздраженный, но в общем-то довольный исходом. Гарик спокойно ожидал его на крыльце здания ГУВД.
– Езжай домой и ни о чем не думай. У Кошкина крыша дымится. Июль, жара, сам должен понимать...
– А кто в Лукьянова стрелял? – спросил Гарик.
– А то ты не знаешь? – закуривая, усмехнулся Шишов.
– Не знаю... Но догадываюсь...
Лукьян прежде всего мешал Паше Жуку. Он был в шаге от того, чтобы прибрать к рукам весь город, но кучка «центральных» стояла у него на пути. Славу Лукьянова он убрал выстрелом в затылок, а его брат Кирилл банально сбежал. На этом закончилась история одних доморощенных бандитов и вошла в подлунный зенит черная слава других.
– Как Марина поживает? – спросил Шишов.
У него не было желания говорить о бандитах. Да и Гарик не жаловал эту тему. Он нормальный человек, может, и не совсем честно, но уж точно не на крови зарабатывает деньги...
– Не жалуется...
Удивительно, но Марина даже расстроилась, когда узнала, что Лукьяна застрелили. Опасность рассосалась сама по себе, бояться ей больше нечего, можно и домой возвращаться. А не хочется ей домой. Привыкла она с Гариком жить. В институт отвозят, обратно домой тоже на машине, а там уже горничная и порядок навела, и обед приготовила. А иногда на выходные Гарик ее возил в Москву. Для бешеной «девятки» пятьсот пятьдесят километров не крюк. А там и магазины с модной одеждой, и лучшие в стране парикмахерские.
В Москве они останавливались в гостинице, каждый в своем номере. По вечерам ходили в театры, бывали в ресторанах... В общем, ей было интересно. Правда, до постели дело так ни разу и не дошло. Она не хотела, а он и не настаивал...
Глава 20
Автосалон – это звучит гордо. И не важно, что размещается он в старом ангаре с пыльными окнами из оргстекла. Оболочка – это всего лишь форма, гораздо важней содержание, то есть товар. Выбор не богатый, но какие машины. Черный, как ночь, «БМВ» «пятого» класса, «триста двадцатый» белый «Мерседес», джип «Гранд Чероки». Всего три авто, но все новенькие, что называется, с нуля... И стоят дорого...
Гарик очень жалел, что клюнул на вывеску, заехал в этот чертов ангар. Думал, бэушный товар, а здесь такое... И жуть как захотелось разориться на новенький «БМВ». Или «Мерседес». Или «Чероки»... Но нельзя ему тратить деньги. А если можно, то не сейчас. А владелец салона, ушлый молоденький паренек с цепкими глазками, крутится вокруг них, расхваливает товар. Впечатление они произвели неплохое. Марина в дорогой норковой шубе, сам он в теплой кожаной куртке с меховым воротником. И деньги есть, но...
Гарик молча выслушал продавца, ничего не говоря, повернулся к нему спиной и с Мариной под ручку покинул салон. Разговорился он только в машине, в своей старой «девятке».
– И дернул меня черт... И хочется, и колется...
– Сильно колется? – с внешним безразличием спросила Марина.
