– Да!
В комнату вошел Левшин. Он действительно когда-то был прапорщиком, но не милиции, а федеральной службы безопасности. И сейчас он работал на безопасность, на личную. Равно как и прапорщик Захарский. Порядок в сельском поселении волновал их меньше всего. Отвечали они исключительно за охрану Марка Илларионовича. Раньше снимали комнату по соседству с домом, где он жил. Сейчас местом их обитания был особняк, который он купил.
– Там к вам пришли.
– Кто?
– Сосед. Господин Лосев, – коротко ответил Левшин.
– Что ему нужно?
– Вас хочет видеть... Похоже, он не в духе.
– Нонна Сергеевна где?
– В каминном зале. Мы ее на диван положили. Спит до сих пор...
– В каминном зале... Камера у нас там есть.
– Разумеется.
– Значит, так, проведешь Лосева в каминный зал. Скажешь, что я сейчас буду. Пусть подождет.
– Но там же Нонна Сергеевна.
– В том-то и весь смак... Хочу послушать, о чем они говорить будут. Изображение на мой экран выведи.
Панфилов оделся, но из спальни выходить не стал. Удобно устроился в кресле перед жидкокристаллической панелью, на которой в динамическом режиме изображен был каминный зал. Диван, на котором спала Нонна, рядом два кресла в том же готическом стиле.
Лосев озирался по сторонам. Левшин показал ему на кресло, но он продолжал стоять, пока не увидел Нонну. Удивился, но ничего не сказал. А когда охранник удалился, тронул ее за плечо. Она резко села, не свешивая ног на пол, протерла спросонья глаза. Удивленно вытаращилась на Лосева.
– Витя?! Ты что здесь делаешь?
– Что-что. Мой это дом, вот что!
Панфилов сам опешил от такого заявления. Надо было видеть, как изменилось лицо Нонны.
– Твой?
– Уже мой... А ты думала...
Видеокамера давала четкое изображение, Лосев был в фокусе – хорошо было видно его лицо. Недобрый взгляд, нервно вздымающиеся желваки, на тонких губах змеилась язвительная улыбка. На него неприятно было смотреть. Панфилов чувствовал к нему неприязнь. Такому банкиру он бы свои деньги не доверил.
– Он сказал, что это его дом.
– Кто, Панфилов? А бумаги он тебе показывал?..
– Показывал.
– Через принтер состряпал?
– Не знаю... Да, наверное... А я, дура, поверила... А ты зачем его к себе в дом впустил?
– Надо, значит, было...
– Он меня твоим коньяком угощал...
– Каким коньяком?
– Французским. «Л’Арт де Мартель»
– Семь тысяч долларов за бутылку, – задумавшись, кивнул Лосев.
– Вот-вот, а он этот коньяк за милую душу хлестал...
– А тебе что, жалко? – усмехнулся банкир.
– Тебе должно быть жалко.
– Жалко у пчелки... Он что, миллионер?
– Нет... Сказал, что миллиардер...
– И ты поверила?
– Сначала нет. Потом да. Он так убедительно говорил. Сказал, что пар спускать сюда приехал. Типа причуды олигархов...
– Может быть, – глядя на пальцы своих рук, кивнул Лосев.
– Что может быть?
– Ну, причуды... Я сразу понял, что он не простой мент... И дом этот купил... Мне назло...
– Он купил?
– Ну да. А ты что, поверила мне? – с неприязнью к Нонне хмыкнул он.
– Я уже не знаю, кому верить.
– Мне верь. И ему тоже... Он правда этот дом купил... Я хотел его взять, а Сурков, сука, два «лимона» выставил. Если б зеленью, а то в европейских рублях. Пока я думал, мент его за два с полтиной взял. Два с половиной миллиона долларов. Не торгуясь... Зачем он это сделал, а?
– Зачем?
– Вот я и хочу в глаза ему посмотреть. И спросить, зачем, а?
– У него же любовь. К Насте Грецкой.
– К Насте? Любовь?!.
– Ну ты что, я же тебе про него рассказывала. Он здесь лейтенантом служил, с Настей крутил... Ей тогда пятнадцать было. Оксанке столько же было, когда ты с ней...
– При чем здесь Оксанка? – вскинулся Лосев.
– Да так, вспомнила... Я ж тебя у Оксанки отбила... А Панфилова у Насти... Только с тобой дальше крутила, а с ним – облом...
– Ты? С ним крутила?
– Что, ревнуешь?
– Да пошла ты!
Банкир взял совершенно недопустимый тон. Нонна просто не могла не возмутиться.
– Сам пошел! – взвилась она.
– Крутила она с ним... – хмыкнул Лосев. – А здесь что делаешь?
– Не твое дело!
– Все, хватит... – пошел на попятную банкир. – Извини, что-то нервы не в дугу. Всю ночь вчера не спал, все про дом этот думал... Ты же знаешь, я очень хотел у воды свой дом поставить. А этот Грецкий... Максютов такой же... Слушай, я вот что хотел спросить. Кто дом продавать будет?
– Какой дом?
– Какой, какой, сестры твоей...
– А что, его продавать собираются?
– Не знаю. Потому и спрашиваю, что не знаю.
– Да нет, разговора вроде бы не было.
– А достанется он кому?
– Не знаю. Это как суд решит... Скорее всего, детям Максютова...
– Но они же не будут здесь жить?
– Не знаю... Я бы не жила. Плохой дом, плохая аура...
– Вот-вот, и я о том же... Такая аура цену на дом сбить должна...
– Ерунда.
– Почему ерунда?
– Дом риэлторы продавать будут. Неужели они расскажут покупателю, что здесь два трупа было?
– Риэлторы не расскажут. Но найдутся добрые люди, которые объяснят, какого кота им предлагают...
– И кто они – эти добрые люди? Ты, что ли?
– А хотя бы и я.
– Сам хочешь дом этот купить?
– Не знаю... Не знаю, успею ли...
Лосев замолчал, удрученно склонив голову к правому плечу. Панфилов не видел его глаз, но интуиция подсказывала, что в них смертная тоска.
Марк Илларионович решил, что пора выходить на сцену.
Банкир дернулся, увидев его. Порывисто сделал шаг, крепко сжав кулаки. Но, спохватившись, остановился, набросил на лицо располагающую к общению улыбку.
– Приветствую вас, Марк... Э-э...
– Илларионович, – с безмятежным видом подсказал ему хозяин дома.
– Марк Илларионович... Приветствую вас... Или можно просто Марк? Ну, по-соседски, так сказать...
