– Ты думаешь, я тебя не достану, козел? – злобно ощерился Лосев.
Выстрелы должны были всполошить всю деревню, но он и не думал убегать.
– Сначала этого застрелю! – качнув стволом в сторону Панфилова, сказал он. – Затем тебя, недоношенного! Двух зайцев разом!
– Брось пушку. И беги отсюда, пока не поздно, – посоветовал ему Марк Илларионович.
– Поздно! Не сегодня-завтра сдохну!.. Но вы раньше на том свете будете!.. Ненавижу, всех ненавижу!
Лосев повел пальцем на спусковом крючке. Панфилов понял, что рассчитывать он может только на чудо – или патрон перекосит, или выстрел окажется не точным. Но Лосев заметил бегущую к нему Настю.
– И эту суку пристрелю!
Он навел ствол на нее.
– Стой, шалава!
– Как ты сказал? – взревел Панфилов.
Но Лосев даже ухом в его сторону не повел.
– Жить хочешь? – спросил он, обращаясь к остановившейся Насте.
– Хочу, – кивнула она, теряя последние остатки отчаянной решимости, которая привела ее сюда.
– Тогда скажи, что хочешь меня!
– Заткнись! – крикнул Панфилов.
Но Лосев сделал вид, что не услышал его. Зато обратился к Грецкому:
– А ты, Антоша, хочешь жить?
– Хочу! – жалко проблеял тот.
– Тогда выбирай, или тебя прикончу, или твою жену! Кого-то одного, на выбор!..
– Не надо! – изнывая от жалости к себе, простонал Грецкий. – Не убивай!
– Кого не убивать? Тебя или ее? – куражился Лосев.
Похоже, ему действительно нечего было терять.
– У меня мама больная... – всхлипнул Антон.
– Тогда убью ее!
Но Панфилов не позволил застрелить любимую женщину. Он резко сделал шаг в сторону, закрывая ее своим телом. И тут же последовал выстрел.
Увы, в этот раз не было спасительного бронежилета. И пуля с легкостью вонзилась в живую плоть...
Падая, Панфилов услышал еще один выстрел. Но это стреляли в самого Лосева.
Эпилог
Небо вверху, небо внизу, небо везде. Белые пушистые облака вокруг, прозрачная твердь под ногами – не упасть. Паша Максютов с удочкой для подледного лова, его жена в полупрозрачном халате, юный Леша Полунин в белом костюме и с набриолиненными волосами. Все трое уничтожающе смотрят на Лосева.
– Ну ты и мразь! – злобно сказал один. – Со спины подкрался, из темноты. А вода ледяная...
– Сволочь! – с ожесточением добавила вторая. – Мог бы и жениться на мне...
– Зачем? – опечаленно спросил парень. – Я только жить начал...
– Ненавижу! – заорал Лосев. – Всех ненавижу!
– Тогда в ад, – успокаиваясь, рассудил Максютов.
– Вниз, – соглашаясь, кивнула его жена.
– Счастливого пути! – улыбнулся Полунин.
Удочка в руках Максютова удлинилась настолько, что коснулась Лосева. Упруго гнущимся концом он очертил круг под его ногами. И этот круг тут же превратился в прорубь, в которую Лосев и провалился.
Панфилов молча наблюдал за тем, как тело грешника огненной кометой несется к земле, в самые ее глубины.
– Туда ему и дорога, – скорбно вздохнул Максютов.
– А с этим что делать? – спросила Алла, показывая на Марка Илларионовича.
– И его туда же, – мило улыбнулся Полунин. – Он должен был нас уберечь. Не уберег.
– Не уберег, – подтвердила Максютова. – А еще он слишком богат, чтобы жить на небесах. Легче верблюду в игольное ушко просунуться, чем богатому в рай попасть...
– Но и вы не бедные, – возмутился Панфилов.
– Но мы и не в раю, – усмехнулся Максютов.
– А где вы?
– Не важно где, лишь бы не в аду.
– К тому же здесь нас неплохо кормят, – сказал Полунин.
– А тебе пора в ад!
Страшная удочка коснулась ног Панфилова, и тотчас под ним образовалась втягивающая пустота...
Марк Илларионович не заорал, но... проснулся.
Он сидел на кровати в своей спальне. За окнами сверкает, громыхая, гроза, слышно, как хлещет тропический ливень. Рядом Настя, встревоженно смотрит на него.
– Что, снова?
– Ага. Снова на тот свет вместе с Лосевым попал... – усмехнулся он. – Давай спать...
Два месяца прошло с тех пор, как озверевший от злости и отчаяния банкир выстрелил в него. Обошлось. Пуля пробила легкое, не задев кость и не затронув артериальную вену. Повезло и Левшину с Костромским. Но те до сих пор в больнице, а Марку Илларионовичу еще на прошлой неделе позволили отправиться на остров, на котором он мечтал жить вместе с Настей. С ней он туда и отправился.
Она до сих пор не может сказать точно, предал ее муж тогда, под дулом пистолета, или нет. Но как бы то ни было, она ушла от него. И никакое чувство долга не удержало ее. Агата же перерезала... лиану, на которой раскачивался Кирилл. Она просто перерезала, он просто упал. Весело им здесь на острове, играют, балуются. Шутят друг над другом, но не над собой. Не собирается Агата резать себе вены в знак протеста. Зачем ей это, если она любит Марка Илларионовича. Исключительно как отца...
