Паренек с синяком под глазом достал из кармана пачку сигарет, закурил.
– Не положено, – басовитым, но срывающимся на фальцет голосом одернул его конвоир с сержантскими лычками на погонах.
– Да ладно тебе, браток! – развязно, рисуясь, отмахнулся от него смельчак.
Он должен был затушить сигарету, но не сделал этого, за что поплатились все, кто сидел рядом с ним. Конвоир выдернул из специального крепления огнетушитель, ударил колпаком о пол – тотчас белая разъяренно-неудержимая струя с ревом вырвалась из недр сифона и затушила не только сигарету, но и наглость дерзкого курильщика. Илье тоже досталось – хлопья холодной пены заляпали одежу и лицо, не больно, но такое ощущение, будто оплеуху получил…
Но глупый смельчак не унимался.
– Козлы! – как резаный взвизгнул он, когда ресурс огнетушителя иссяк.
– Что ты сказал! – возмущенно взревел конвоир.
Илье показалось, что сейчас он откроет решетку, чтобы избить своего обидчика, но он всего лишь вытащил из кармана трубку мобильного телефона и кому-то позвонил. Говорил он тихо, а железо грохотало громко, поэтому слов Илья не услышал, но интуитивно уловил «запах жареного»…
Машина остановилась, с улицы донесся едва уловимый гул. Точно с таким же звуком отодвигались в сторону створки ворот на контрольно-пропускном пункте в части, где служил Илья. И сейчас гудят ворота – но это уже не армия, это тюрьма, что несоизмеримо хуже. Он чувствовал себя так, будто перед ним открывались ворота в преисподнюю.
Автозак тронулся с места, снова остановился, звук закрываемых ворот возвестил о том, что назад, в привычный и такой желанный мир, хода нет. Донесшийся до слуха лай собак вызвал злорадную улыбку на лице конвоира.
– Сейчас мы посмотрим, кто у нас тут козел! – открывая дверь наружу, сказал он.
Лай собак стал громче, осязаемей. А конвоир тем временем открыл решетку и выпрыгнул из машины через опасно открытую дверь. Илья невольно сжался в ожидании, когда в клетку запрыгнет огромный волкодав и вцепится ему в горло.
– Бакарян! – донеслось со двора.
– А-а, я! – вскочил со своего места и суетливо задергался среднего роста кавказец с черными, как будто накрашенными бровями.
Он понимал, что ему нужно выходить из машины, но его тормозил панический ужас перед страшной действительностью, которая ждала его в тюремном дворе.
– Бакарян, зараза!
Армянин в ужасе схватился за голову, инстинктивно прижимая ее к груди, выскочил из фургона и тут же попал под град ударов, которым осыпали его вооруженные дубинками тюремщики.
– Теплицын!
Илья ждал, когда назовут его фамилию, но все же замешкался и не столь прытко покинул автозак, как от него ждали, поэтому и ему досталась щедрая порция кнутов без пряников. Били его по спине, но голову он все же закрывал – одной рукой, другой поддерживал свисающую с плеча спортивную сумку с добром. Все закончилось, когда он миновал живой коридор из тюремщиков и оказался в просторном, ярко освещенном помещении, где уже выстраивалась шеренга из арестантов. Это помещение на языке тюремного начальства называлось «вокзалом», отсюда прибывших по этапу заключенных отправляли дальше – в самую глубь мрачных и страшных тюремных казематов.
Выражение превосходства, что наблюдал Илья на лицах конвоиров из автозака, не шло ни в какое сравнение с печатью презрительного чванства, наложенной на самодовольный лик офицера с повязкой дежурного помощника начальника следственного изолятора. Он был в военной форме российского образца, но, глядя на него, Илья почему-то видел гестаповца из старых кинофильмов о войне. Небрежно покачиваясь на широко разведенных ногах, он высокомерно рассматривал толпу арестантов, в конце концов снизошел до общения с ними. Никаких инструкций, никаких пожеланий, только голая перекличка. «Бакарян… Матюшин… Теплицын…» Илья громким голосом отозвался на свою фамилию и невольно вжал голову в плечи, как будто откуда-то с потолка на нее могла упасть дамоклова дубинка.
Перекличка закончилась, прапорщик в камуфлированной куртке забрал со стола охапку личных дел, а дежурный помощник распорядился отправить всех куда-то на «сборку».
«Сборкой» называлась большая полутемная камера с черными от копоти стенами и потолком. Холодный с острыми выступами бетонный пол – казалось, что по нему, если босиком, ходить смог бы только йог. Под потолком узкие щели, закрытые и перекрытые решетками и ресничками – полная аналогия с камерой в изоляторе временного содержания. Но лежаков здесь не было, только узкая скамейка, отполированная задами тысяч арестантов, прошедших через это «чистилище». И отхожее место существенно отличалось от того, что видел Илья в своей первой, так и не ставшей последней камере. Там было хоть какое-то подобие унитаза, а здесь, в углу возле двери, прямо в полу – дыра с двумя деревянными колодками для ног, дерьма – что грязи на сельской улице в ненастье. Осколок трубы над дыркой, вода еле сочится, чтобы набрать кружку, надо ждать не одну минуту. Вонь такая, что резало глаза и закладывало нос, Илье казалось, что она не просто колышется в воздухе, а пульверизаторной взвесью наслаивается на кожу лица, рук, откладывается гниющими наростами на слизистых оболочках.
– Ну, чего стоишь, как неживой! Сюда давай!
Бойкий паренек с подбитым глазом не терялся, он уже занял место на скамейке, достал из сумки большую алюминиевую кружку, пачку чая. Илья подсел к нему.
– По первому разу здесь? – бойко спросил парень.
– Впервые.
– Архип.
– Илья.
Обычно знакомство скрепляется рукопожатием, но паренек даже плечом не повел, чтобы протянуть ему руку. Впрочем, Илья в том и не нуждался.
– Сейчас чай пить будем, – объявил Архип.
И беспардонно всучил Илье пустую кружку, пальцем показал на вонючий угол, где можно было разжиться водой. Но Илья упрямо мотнул головой. Он хотел до ветру, но крепился – лишь бы не подходить к зловонной дырке. Неплохо было бы чайком побаловаться, но уж лучше обойтись без него, чем набирать воду из смердящего «родника».
– Ты что, не понял? – нахохлился Архип.
Беспечная, казалось бы, улыбка сошла с его лица, в глазах колко блеснули хищные стрелки.
– Тебе сказали воды принести, давай, двигай!
Илья физически был крепче этого нахала, но ему не хватило крепости духа, чтобы перечить ему дальше. Он не то чтобы боялся Архипа, но и связываться с ним не хотел. Да и не так уж и трудно набрать воды. Воняет, да, но здесь, в тюрьме, так будет всегда, так что надо привыкать.
Илья подошел к отхожему месту, которое здесь называлось дючкой, зажимая пальцами нос, набрал в кружку воды, принес ее Архипу.
– Ну вот, браток, а ты боялся! – одними губами улыбнулся тот и вроде как от доброты душевной похлопал Илью по плечу.
И тут же толкнул в бок интеллигента, сидевшего по другую от него сторону.
