Зиновий осмотрелся. Вокруг – никого. Значит, никто не уцелел этой в катастрофе. Никто, кроме него… Но ему нельзя оставаться здесь. В любой момент могут появиться люди, его увидят, попытаются задержать – ведь он в одежде смертников, а такое клеймо не может не броситься в глаза…
Глава 10
Полосатую робу Зиновий догадался снять только возле реки. И способ нашел, как избавиться от нее – завернул в нее большой камень, завязал рукава узлами и сбросил все это хозяйство в воду. Остался в одних только трусах. Майку оставил еще и сапоги. Лето, июнь, тепло, солнечно. Трава под ногами такая мягкая – босиком бегать по ней одно удовольствие, но уж лучше в сапогах.
Трава, луговые цветы, головокружительный запах свободы… Лежать бы сейчас на этом зеленом ковре, целовать вольную землю. Но нельзя. Бежать надо. Пока никто не видит его. Людей пока вокруг не видать, но места явно не пустынные. Крыша какого-то дома виднеется вдали – потемневший от времен шифер, кирпичная труба, антенны. И не только телевизионные антенны. Похоже, в этом доме обитает хулиганствующий радиолюбитель. Хотел бы сейчас Зиновий пообщаться с ним. Но не напрямую. Через радиоэфир. Милое дело… А напрямую нельзя. Он хоть и в трусах, но на спортсмена не похож. Кости вроде бы целы, но правая щека разодрана в кровь, на груди – огромные ссадины, на животе, в боку – вообще кровоточащая рана – чем-то острым проткнуто. Неизвестно, вызовет ли его вид сострадание, но подозрительным он покажется всем наверняка! Да и не надо к людям идти. Там, где люди, есть опасность. Сторониться их нужно, держаться от них подальше… Зиновий чувствовал себя зверем, вырвавшимся на свободу. Не злым зверем, но побывавшим в неволе у злых людей. Может, потому и манили его так к себе дикие лесные дали? Жить бы где-нибудь в глуши подальше от людей! Жить и наслаждаться свободой… Пусть в тяготах и лишениях жить, но на свободе! Чтобы никаких тюремных камер, засовов и решеток, чтобы не видеть и не ощущать присутствие рядом злобных надзирателей и конвоиров! На свободу, правда, нужно еще вырваться. Зиновий остро чувствовал сгущающуюся вокруг опасность. Еще немного, и его увидят, а еще через какое-то время устроят облаву… Но пока еще не поздно. Да и в камышах неподалеку спрятана лодка. Зиновий сначала почувствовал ее, а потом уже увидел. Да, наверное, так оно и должно быть, сначала нужно предугадать событие или предмет, а потом уже убедиться в том, что предчувствие не было обманом…
Лодка была старой, пропускала воду. Зато уключины есть, и весла вдоль борта лежат. И ржавый, некогда эмалированный черпак в наличии – чтобы воду вычерпывать… Не будет зоны, не будет строгого режима. Сама судьба приготовила ему чудесное избавление от дьявольских пут, в которые заманила его роковая женщина. Да, это судьба, которую направлял сам бог! И если Сатана не подставит подножку, то судьба дальше будет благоволить ему. Тем более, что многого ему в этой жизни не нужно. Городская суета его не прельщает, да и нечего делать теперь там – мамы нет, Люда уже давно забыла о нем. Наташа… Ее Зиновий видеть не хотел. Пожалуй, он еще любил ее. Да, любил. И при этом понимал, что любовь сия от лукавого. И если Наташа снова будет ниспослана ему, то лишь во искушение… Боялся он ее и не хотел видеть. Он хотел лишь одного – свободы, тишины и покоя. И утлое суденышко должно было отнести его вниз по течению большой реки, подальше от мест обетованных. В синие дали, в лесную глушь…
Зиновий работал веслами как одержимый. Он не просто греб, он наслаждался усталостью, которую испытывали его натруженные мышцы. Он наслаждался самим движением. Ведь он не просто качал мышцы в тесноте каменного мешка, он работал ими, чтобы лодка быстрей шла по свободной воде свободной реки и уводила подальше от опасности теперь уже свободного человека. Никто не гнался за ним, никто не останавливал. Проходившие мимо баржи равнодушно взирали на него своими глазами-иллюминаторами. А белый теплоход, важно прошествовавший по встречному курсу, казалось, даже не взглянул в его сторону…
Наступил вечер, затем ночь. А Зиновий продолжал грести. Медленно накапливающаяся усталость упорно не желала переходить за критическую отметку, когда нет больше сил продолжать работу. Он уставал, но по-прежнему получал от этого удовольствие. Ко всему прочему физический труд защищал его от ночной прохлады. Он уже жалел, что выбросил робу. Хоть она и полосатая, но в ней сейчас было бы гораздо теплей. И костерок в лодке не разведешь. Разве что пристать к берегу. Но нечем добыть огонь. В неком подобии рундука в носовой части лодки среди прочего добра он обнаружил мокрые спички в разбухшем от влаги коробке. Спички сейчас сушились, но до кондиции им еще далеко…
Но к берегу он все же пристал. После полуночи его сморил сон, а это значило, что оставаться дальше в лодке было опасно. Нужно ведь постоянно отчерпывать воду – заснешь, тогда вместе с лодкой пойдешь ко дну. Да и с курса можно сбиться и столкнуться с речным судном. После той катастрофы, в которой побывал Зиновий, он уже ничего не боялся, но тем не менее к берегу все же причалил. Выбрал место, лишенное ночных огней, приплыл к кромке берега, вытащил лодку на сушу, вычерпал воду и лег на траву в одних трусах. Холодно. Но Зиновий знал несколько способов, как согреться. В тюремной камере зимой отопление работало плохо, а иногда его и вовсе отключали. Хочешь не хочешь, а надо было приспосабливаться. То есть выживать в страшных условиях неволи. А здесь свобода, когда не выживать нужно, а жить. От одной только мысли, что завтра он проснется свободным человеком, становилось теплей. Согревала внутренняя энергия. До утра ее должно хватить…
Энергии хватило – Зиновий не замерз. Но все же проснулся от холода. И сразу согрелся – от ощущения счастья и радости, которое вызвало в нем поднимающееся из-за горизонта солнце. Как будто сам бог улыбнулся ему…
И снова вниз по реке – к ледяному северному морю. Закон природы – чем ближе к северу, тем холодней. А климат и без того не тропический. Это сейчас тепло, потому что лето. А потом будет холодная осень и морозная зима. Скоро надо бы начинать искать себе место для зимовки. Как говорится, сани нужно готовить летом. Места уже и без того безлюдные. Только пароходы и баржи взад-вперед снуют, не обращая внимания на одинокого путешественника…
Для очередной стоянки Зиновий выбрал небольшую возвышенность в излучине реки. Изгиб был настолько крутой, что это место представляло собой настоящий полуостров. Заливные луга, опушка вечнозеленого леса вверх по склону, пьянящий запах хвои, травы и луговых цветов. Вокруг на десятки, а может, и на сотни верст ни души… У Зиновия не было карты этих мест, но своим особым чутьем он догадывался, что места совершенно безлюдные. Ну разве что речные суда. Но к берегу они причалить не смогут, не тот фарватер. А на лодке запросто…
Луга еще сырые после пойменных вод, но в лесу сухо. Обилие ягод. И что удивительно, на лесной поляне, на которую он вышел, почти не было гнуса и комаров. Уже одно это наводило на мысль, что лучшего места для житья-бытья не найти. Чутье подсказывало, а сознание упрямилось. Место, может, и хорошее, но ведь здесь нет абсолютно никаких условий для жизни. И сам он гол как сокол. Трусы да майка вокруг туловища, да и та пропитанная кровью. Хорошо, что сапоги не догадался выбросить.
